потерял способность быть весёлым и улыбки не видно на его лице. Не будь водки, в который можно потопить свои мысли, заглушить гнетущую тоску, забыть горе, он решился бы на самоубийство – так невыносимо это положение. А надежды? Лет 20 тому назад он еще мечтал, надеялся, давал зароки бросить пить и рисовал себе перспективу мирного приличного житья. Увы, теперь он понял, что для него нет возврата. Он не может бросить своей жизни, не волен переменить обстановку…
– Как же не выпить в такие минуты? – говорил он мне, поднося к губам стаканчик.
Я не находил сказать ему что-либо утешительное. И что можно ему посоветовать? «Выпьем!»– вот одна отрада в этом роковом положении…Отчаяние особенно сильно стало гнести графа Z. после смерти его родственника-миллионера. По закону он являлся наследником известной части, но родственник оставил духовное завещание, в котором забыл о нём. И забыл не случайно, а заведомо, мстя за женитьбу. Мысль о наследстве в минуты трезвости была для графа той соломинкой, за которую хватается утопающий… Теперь и эта соломинка пропала.
Последний раз я встретил графа в ночлежном приюте Общества ночлежных домов… Он испугал меня: страшные воспалённые глаза, руки и ноги трясутся, на лице выражение ужаса…
– Что с вами, граф? – спросил я удивленно
– Се…се… годня двадцать-цать пер…пер…вое…
Я понял его. Действительно, это самое ужасное, и я думал об этом. Что он будет делать, если жена вдруг прекратит выплату пенсии? Худо ли, хорошо ли, но он теперь обеспечен по крайней мере в куске хлеба; если он пропьет пенсию, ему оказывают кредит до 20 числа, зная, что он заплатит. В этом отношении он всегда был безупречен. А ну как пенсия будет прекращена? Вчера было 20-е и он не получил своих 30 рублей. Это первая неаккуратность за двадцать лет.
– Вероятно, какая-нибудь задержка произошла, – сказал я, хотя понимал, что едва ли это неаккуратность.
Самые неприятные и беспокойные из числа бродяжек-попрошаек – это так называемые спившиеся интеллигенты. Эти господа бравирует нередко своими опорками и часто требуют подаяние повелительно. Один такой бродяжка, увидав у меня рублевую бумажку, набросился с руганью, требую немедленно разделить её пополам с ним.
– Вас давно бы в живых не было, если бы не мы, интеллигенция. Вас только и в Петербурге терпят, потому что среди такой рвани как вы, вращаемся мы.
– Постой, да что ты из себя ломаешь? Где твои заслуги и права? Из себя изображаешь… – прижал я его к стене в присутствии десятка бродяжек.
– Ну, ну, ты того, не очень-то
– Нет, говори, чем ты кичишься перед нами! Мы люди без развития, средств, слабый воли, больной души, неспособные к труду умственному и физическому, а ты?! Ты получил образование, получил в руки карьеру, будущность. А что ты сделал? Куда пришёл? И ты смеешь ещё бросать камень в других?!
– Я жертва, жертва…
– Жертва Бахуса
