а не опускаться до черного юмора, – пытаюсь «уделать» его я. – Не думаю, что престану бояться тебя после твоих сталкерских замашек, – с опаской припоминаю ему тотальную слежку за мной. – Тебе удалось убедить меня в том, что с головой ты не дружишь. Ты правда пугаешь меня. И… я все больше понимаю, что совсем не знаю тебя, Кол, – уже серьезно произношу я, не отводя взгляд.
– Что ты хочешь узнать, принцесса? – со скепсисом бросает Мердер, возвращаясь к своему пиву.
– Тебя интересует хоть что-нибудь кроме секса, бешенных вечеринок и ай-ти проектов? Я знаю твой любимый цвет, когда у тебя день рождения, почти все основные черты твоего неидеального характера… но я не знаю ничего о тебе, Кол. Сколько бы личных вопросов я бы ни задавала, ты всегда умело уходил от ответов. Откуда ты родом? Как попал на службу к Амирану? Почему он сделал своей правой рукой именно тебя? Что означают твои многочисленные татуировки? – засыпаю его вопросами, рандомно ударяющими мне в голову. – Какая была первой?
– Эта, – резко бросает Кол и, оттягивая ворот своей футболки вниз, демонстрирует мне три буквы, выбитые чуть ниже ключицы. Все его тело плотно забито татуировками, как и у моего отца. В хаотичных черных рисунках затерялось загадочное слово «Дон», вбитое под кожу красивым витиеватым шрифтом, и я ума не приложу, что это может значить.
Дон. Похоже на обращение к влиятельному мафиози. Надеюсь, он не будет просить, чтобы я так называла его, когда мы в следующий раз окажемся в экранной комнате…
Черт возьми, о чем я думаю? Я никогда не позволю ему вновь засунуть меня туда.
Я даже самой себе боюсь признаться в том, насколько возбуждали меня собственные мини-фильмы.
– Дон? Дон Мердер? – поджимая губы, шучу я.
– Донни не имел никакого отношения к мафии, – коротко поясняет Мердер. – Так звали пса, что подарила мне мать, – его голос становится сдавленным, словно он борется с внутренним отвращением и неприязнью. Они не направлены в сторону матери и пса, но кому они могут быть адресованы, я не имею ни малейшего понятия.
– Ты, должно быть, любил его.
– Пес был куда приятнее многих людей, что я лицезрел в своем детстве.
– Правда? И какие люди тебя окружали?
– Это неважно, – отрезает Кол, отпивая из стакана еще несколько глотков пива. – Даже не пытайся составить на меня досье, Пикси.
– Я и не пытаюсь… Просто ты говоришь о Донни с таким видом, словно с ним что-то случилось. И это тебя ранило.
– Его придушили голыми руками. Неприятное зрелище, детка.
Меня всю передергивает.
– Мне очень жаль, – пытаюсь взять его за руку, но он одергивает ладонь, словно не жаждет разделять со мной моменты плохих воспоминаний. А может быть, не хочет казаться уязвимым и наделенным душой, сочувствием и милосердием. Мужчины думают, что безоговорочная сила и жесткость их красит, и им стоит держать все свои
