осенью – школа, грибы-ягоды; зимой – корзины на продажу и катание на лыжах да санках; весной, затаившись в овраге, дети часами наблюдали гнездовья ласточек и стрижей…
Им было по пятнадцать, когда Юсси заплёл в косы Тарикки стебли осоки с дикими фиалками и назвал свою подругу русалкой, а она предложила себя. Мальчишка только посмеялся: «С русалкой – через сто лет, не раньше».
В тот год к ним приехал Урпо, собрал всех ребят у кирхи и каждому вручил пакетик с таблетками. Их следовало раздать в школе. За работу пообещал каждому голубенькую хрустящую бумажку с олимпийцем Пааво Нурми (десять марок) и добавить ещё по одной за новый заказ. С того дня войкукка цвёл и разбрасывал семена не в одном месте, друзья перестали встречаться. Юсси замкнулся, стал резким, раздражительным. Тарья слышала, что её любимый заделался дилером, два раза в месяц отвозил на острова дурь. Девушка плакала, но не могла никому довериться. Даже когда он бросил школу, а однажды – вовсе исчез. Парня искали, но не нашли, и его родители со временем переехали в город выдавать дочек замуж… Она тоже вышла замуж за Мика Мякиля. Сосед окончил мореходку и отслужил в армии. Завиднее жениха на мысу всё равно не было…
Тарья очнулась и, будто со стороны, посмотрела на мужиковатую финку средних лет и молодого сутулого бродяжку. Те сидели лицом к морю. Прилив, подкрадываясь, заливал их ступни, но они не замечали. Ей никогда не доводилось видеть подобную пару обречённых на одиночество. Человек, зажав в кулаке хлеб, скупо откусывал и долго жевал, затем делал шумный глоток из термоса и острый кадык на худой шее резко вздёргивался. Она стыдливо наблюдала, чувствуя, как за грудиной плавится здоровый кусок льда.
– Я – Тарья. Ты откуда?
Незнакомец неопределённо махнул в сторону залива.
– По всему видно, что идти тебе некуда… Пойдёшь со мной… Я ещё крепкая. Буду звать тебя Юсси, – дикая мысль родилась в голове и тут же сорвалась с языка.
Тарья неловко начала объяснять своё решение, мол, помоешься, поспишь, отдохнёшь… и ей не надо денег… но замолчала, прислушиваясь к рождавшейся в душе буре: «Никуда не отпущу!.. Теперь».
Он слушал, наклонив голову, и молча пошёл рядом.
Первые три недели эти двое почти не покидали кровать, и та пела на все лады. По дому и во дворе ходили нагими. Одежду парня она выстирала, починила и сложила на полке. Сама одевалась, когда ездила за продуктами, выводила козу и в фартуке готовила для Юсси толстые оладьи с мёдом… Тот, прежний мальчик, бегал за ней, чтобы вытереть о платье сладкие пальцы, а она визжала и изворачивалась… Своего постояльца Тарья привязывала ремешками к ножкам кровати и кормила сама, а после слизывала с губ и бороды потёкший мёд.
Он заинтересовался камнями, доделал белку, к лапам прикрепил жёлудь с рифлёной шляпкой. На рыбалку, за ягодами и грибами надевал одежду Мика. Тарья улыбалась, потому что на юноше всё висело, как на вешалке, и потому
