не возражал, только все разом посмотрели на Всеволода. Если бы дело шло о технических деталях, чертежах, расчетах и тому подобных материях, то Климу могли бы возразить и даже поспорить с ним, вплоть до криков и взаимных оскорблений. Но, когда речь шла о делах бытовых, Звягинцев пользовался абсолютным и непререкаемым авторитетом, подобно пахану на зоне. Всеволод и Феликс на собственном опыте познали лагеря и, скрепя сердце, признавали преимущества диктатуры над демократией в экстремальных обстоятельствах. В отличие от них, Зяма попал в шарагу прямиком из своего университета, потому что кто-то из заключенных неосторожно отозвался с излишним восторгом о способностях доцента Зиновия Залкинда, по прозвищу ЗеЗе. После этого Зяме быстро сляпали дело по обвинению не то в троцкизме, не то в еще каком-то "-изме", и закатали в "моторную" шарагу. Сам Зяма, как ни странно, считал, что ему повезло и здесь он будет в большей безопасности, чем на кафедре. К тому же, на членов семей местных сидельцев не распространялись поражения в правах и Зяме изредка разрешали встречаться с женой. Клаус также попал в шарагу минуя лесоповал. Произошло это вскоре после того, как одной темной ночью проводник-русин провел его через чехословацкую границу и тут-же сдал советским пограничникам. Клауса лишь недолго подержали в относительно комфортабельной тюрьме Ужгорода, дожидаясь приказа из Москвы, после чего перевели знаменитого судетского изобретателя в "моторную" контору.
Но и Зяма и Клаус тоже признавали авторитет Клима. Поэтому Райхенбах не спросил ни "почему?", ни "откуда ты знаешь?", а задал единственно правильный вопрос:
– Что случилось, Клим?
Звягинцев медлил, переводя взгляд с одного из них на другого и обратно. Они сидели в закутке лаборатории, за стеллажами и подслушать их здесь никак не могли.
– Дуремар сообщил, что пришла разнарядка на пятнадцать человек и Карабас уже подшил к ней список имен. В нем наш Сева.
Еще в незапамятные времена, некоторые, наиболее заметные чины НКВД получили у заключенных имена героев любимой детской книжки. Карабасом звали зампокадрам, старшего майора, мужчину совершенно бессердечного и, к сожалению, неподкупного. Некоторых прочих удалось прикормить. Проделывал это Клим с осторожностью эквилибриста, изощренностью прирожденного психолога и терпеливостью дрессировщика диких зверей. К каждому из объектов дрессуры он находил свой особый подход и помогал ему в этом Всеволод с его золотыми руками бывшего слесаря. Поэтому Ланецкому приходилось то вытачивать браслет из нержавейки причудливой формы, то паять безумную паровую кастрюлю по чертежам Клауса, то изготавливать еще что-то, столь же изощренное. Зяма, у которого вдруг прорезалась наследственная коммерческая жилка, утверждал, что дойди все эти поделки до воли и будучи экспортируемы на запад, они принесли бы стране бурные потоки иностранной валюты. Вот и старший лейтенант Дуремар (его фамилия была прочно забыта за ненадобностью) был давно и основательно прикормлен. Сегодня именно он сообщил Климу безрадостную
