наружу для совершения следующего точно такого же шага. Путник пытался ощутить хотя бы частичку эфира в воде, где его концентрация обычно выше, чем в воздухе, но даже вода под ногами была будто бы совершенно пуста и безжизненна. Вот оно, это слово, которое так долго не приходило на язык. «Безжизненность». Именно оно лучше всего характеризует это место, с самого выхода из тесной пещеры, где отголоски жизни все еще присутствовали вокруг, пусть и совсем не такие, какими он их привык видеть. Здесь же не было ровным счетом ничего, только абсолютная пустота и мир, состоящий из одних лишь безжизненных декораций. По красному небу было сложно определить время суток. Оно застыло где-то между днем и вечером, и будто бы совсем не собиралось двигаться дальше по уготованной тропе времени. Все в этом месте буквально кричало о том, что привычные законы бытия не имеют здесь абсолютно никакой силы.
Он шел уже несколько часов, а вечер так и не думал наступать. Вероятно, здесь, в этом подобии такого знакомого и близкого ему мира, он так и не наступит. Еще десяток отодвинутых стеблей, и нога ступила на просторную поляну, окруженную будто бы стеной, высоким камышом. Посреди поляны стоял массивный каменный алтарь, такой древний, что вся его нижняя часть тонула в топкой поверхности, на которой он был когда-то расположен. По граням каменного стола, испещренным глубокими темными трещинами, вверх тянулись бороздки мха. Отсутствие эфира тут, в этом месте достигло своего апогея. Здесь не было ни единого следа жизни, ни признаков ее, ни отголосков, ровным счетом ничего, и если там, наверху, на выходе из пещеры было трудно понять и осознать это, то здесь это будто бы само объявляло о себе любому, кто умудрялся сюда забрести. Интересно, были ли те, кто сюда приходил, и если да, то что они при этом чувствовали. Способен ли человек ощутить такую очевидную мертвенность в воздухе? Что обычный человек должен был чувствовать при этом? Эти вопросы заботили путника прежде всего из-за того, что он сейчас был именно им – обычным человеком, впервые за очень долгое время он был совершенно бессилен перед тем, что возвышалось теперь перед его взором, согнувшись над каменным алтарем и уперев длинные худые руки в его поверхность. Вода, в которой утопали ступни, стала такой холодной, что все тело пробрала неконтролируемая дрожь. Чтобы видеть открывшуюся перед глазами картину, приходилось порядком напрягаться, взор так и норовил расплыться и перемешать весь открывшийся пейзаж в сплошную кашу из блеклых, практически отсутствующих цветов и неприятных, плохо знакомых ощущений. Бессилие. Беззащитность. Беспросветность. Эфир проходит через любого, кто дышит, через любого, кто мыслит, кто живет. Даже если ты – сверхсущество, ты все равно связан с тем миром, в котором обитаешь. Это участь любого сверхсущества – быть неотъемлемой частью бытия. И пусть такие существа обладают властью нас собственным миром, они все равно являются его пленниками, его заложниками. Высокая темная фигура в длинном черном плаще, уходившем своими полами
