е горкой лежат маковые бублики, и кровать манит мягкими подушками. Девочка пошла вдоль стены, касаясь ладонью исхлестанных солеными ветрами камней, пока не дошла до приоткрытой двери. От времени дверь осела на проржавевших петлях и с трудом поддалась детским рукам. Образовавшейся щели хватило, чтобы протиснуться внутрь.
Стелла оказалась в темном сыром пространстве, словно на дне колодца. Вдоль стен спиралью поднималась винтовая лестница – просто истертые за многие годы каменные ступени без какого-либо ограждения. Девочке стало страшно – как подниматься? Дверь так высоко… Стелла видела свет, пробивающийся в щель по краю дверного проема. Она вздохнула и шагнула на первую ступеньку, вторую, третью… Все внимание сосредоточилось на том, куда поставить ногу, за что зацепиться на стене. Ступенька за ступенькой, ступенька за ступенькой, и еще одна, и еще… Вдруг над ее головой раздался шорох, писк. Потревоженные ею летучие мыши заметались, задевая крыльями волосы, цепляя пряди коготками. Стелла чуть не потеряла равновесие, нечаянно глянула вниз. Боже, как высоко она успела подняться! Дно башни-колодца терялось во мгле. У девочки закружилась голова. Она вцепилась в выступ камня, распластавшись по стене, не в силах сделать шаг вверх или вниз; стояла так, пока голова перестала кружиться и дыхание выровнялось. А цель – вот она, до нее остался всего один виток лестницы. Стелла осторожно, медленно пошла дальше. Дошла. Узкая площадка, медная дверная ручка – только руку протянуть. И тут девочка с ужасом поняла, что дверь открывается в ее сторону, распахнет – и неизбежно сорвется вниз! Где же мама?! Почему не приходит на помощь? Слышится шепоток… смешок… Луч света ширится…
Стелла вынырнула из мучительного сна и увидела над собой ухмыляющиеся лица своих врагов: Мазы, Гашеного и Малого. Она дернулась, чтобы вскочить, и тут же вскрикнула от боли, опрокинулась назад, схватившись за голову. Все ее волосы, прядь за прядью, были привязаны к прутьям железной койки. Мальчишки захихикали, толкая друг друга локтями. Визжать или кричать, как обычно защищаются девчонки, Стелла не умела, в критические моменты у нее перехватывало горло. Ее оружием были ногти, она и стригла их заостренно. Быстрое движение – и лицо Мазы украсили три багровых полосы. Он вскрикнул, замахнулся кулаком. А вокруг уже поднялась суматоха – проснулись соседки по девчачьей спальне. Распахнулась дверь, в проеме возникла дородная фигура Простокваши – дежурной воспитательницы. Пока она шарила по стене в поисках выключателя, мальчишки прошмыгнули мимо нее и улепетнули вдоль коридора на лестницу.
– Стойте! – кричала им вслед Простокваша, – Гашев, Мазуров, Федотов! Я вас узнала! Утром к директору!
Но в ответ только топот ног на лестнице.
Прасковья Казимировна, воспитательница детского дома по прозвищу Простокваша, взялась распутывать волосы Стеллы. Некоторые пряди пришлось остричь.
– И чего они к тебе привязались, паршивцы? – ворчала она. – Чем ты им досадила? Уж который раз пакостят! Ну ладно, не реви. Утром к директору пойдем. Они свое получат.
Вскоре в спальне все стихло. Воспитательница ушла, погасив свет и плотно прикрыв дверь. Девочки угомонились и заснули. Только Стелла уснуть не могла. Вытерев злые слезы, она завернулась в одеяло и, прихватив подушку, взобралась на широкий подоконник, засунула подушку между холодным стеклом и собственным худеньким боком, задернула портьеру и осталась наедине с миром за окном.
Сидеть на подоконнике и наблюдать за тем, что происходило извне, было ее любимым занятием еще в те времена, когда они с мамой и няней Нафисой жили в доходном доме на Выборгской улице. Стелла стаскивала все подушки и одеяла с кровати, устраивала себе мягкое гнездо за шторой и наблюдала за всем, что происходило во дворе, на улице. От печки-буржуйки, установленной рядом, шло тепло. Их окно на третьем этаже выходило как раз на аллею, ведущую через скверик от парадного до кирпичной арки в решетчатом чугунном заборе. Все, кто входил во двор или выходил из двора, были у девочки как на ладошке. Стелла караулила тот момент, когда из-за угла противоположного дома показывалась мама. Она переходила улицу наискосок, минуя арку, шла по аллее к дому. Тогда Стелла с криком: «Мама пришла!» соскакивала с подоконника и бежала в коридор к входной двери. В сумке мама приносила судок с больничной кашей или с макаронами. Иногда там оказывались даже котлетка или кусочек рыбки для дочки, это уж как повезет.
Няня Нафиса спешила с кухни с кипятком, доставала из буфета посуду, и они ужинали, слушая рассказы мамы о событиях дня, делясь своими нехитрыми новостями. И это было самое счастливое время. Потом Стелла засыпала, прижавшись к теплому маминому боку. Китайская ширма – единственный предмет роскоши, оставшийся от прежних жильцов, отгораживала их кровать от сундука, на котором спала няня. Этот сундук заменял шкаф, в нем и на вешалке над ним хранились все вещи. Напротив кровати, у противоположной стены, стояли стол, покрытый клеенкой, два стула и буфет. На стене возле двери висело мутное от времени зеркало в растрескавшейся резной раме. Под ним – таз на табуретке. Вот и все убранство их жилища. Узкая как коридор комната производила удручающее
