имя. Этот зверь лёгок на помине! – по лицу Эцнаба пробежала тень, и он вытащил из-за пояса деревянный обоюдоострый меч с лезвиями из пластинок обсидиана. – А когда он голоден, то хуже крокодила, – может посеять страх в твоей душе. Не стоит с ним встречаться на тропе тапира. Проложим новую…
Они углублялись в сельву, а по вершинам деревьев с шумом, напоминавшим порывы ветра, скакали вереницы чёрных длиннохвостых обезьян мириков. Ах, как им было любопытно, кто это тут рубит кусты и лианы! И некоторые смельчаки спускались так низко, что их причёсанные, словно только от парикмахера, морды выглядывали из листвы на расстоянии ладони.
Уже смеркалось, когда они вышли к огромному провалу в скале, откуда веяло холодом, как из загробного мира. Стёртые каменные ступени уходили в темноту. А далеко внизу едва слышно вздыхало, колыхалось подземное озеро – непроглядное, как беззвёздное небо.
Эцнаб достал из заплечного мешка деревянное ведёрко, положил туда камень и начал спускать на верёвке. Долго-долго путешествовало ведёрко, пока не раздался всплеск, словно удивлённый голос.
– Это Чомиха – лучшая вода, – говорил Эцнаб, вытягивая верёвку. – Есть Каха Полуна – дождевая. Цупуниха – воробьиная. И Какашаха – вода попугаев. Но Чомиха – лучшая!
Шель пил Чомиху, ощущая, как вечерняя сельва проникает в его душу.
И время здесь было иным, чем в городе на острове. Кажется, оно уходило, оставаясь.
Он лёг ничком на тёплый камень, но видел всё вокруг.
Небольшой броненосец-тепескуитли, семеня короткими когтистыми лапами, бродил у своей норы близ муравейника – мигал задумчивыми свиными глазками, изредка поглядывая на луну.
– Если нет мотыги, чтобы выкопать клад, поймай тепескуитли! – усмехнулся Эцнаб. – Лучшего копальщика не сыщешь. Такой силач! Направь, куда требуется, и через триста ударов сердца будет тебе яма – в три метра глубиной.
Уже колибри прятались в крохотные гнёзда под пальмовыми листьями. А летучие мыши, наоборот, просыпались. Они хозяева ночи. Беззвучно носятся меж деревьями. Листоносые на лету ловят рыбу в озёрах и реках. Вампиры снуют, отыскивая теплокровных, – так осторожно, ловко присасываются к лапам индюшек, что те и не чуют.
Открылось тёмно-зелёное небо – Яяуко. Затем второе, где живут звёзды. И, наконец, четвёртое, по которому восходит Венера.
Ночная сельва оглушала – цикады, кузнечики, лягушки, лагартихи, квакши и филины…
Нет-нет, филины молчали! Когда филин крикнет, умирает воин майя. Шель это точно знал. «Тла-ко-ло-тль!» – так страшно кричит филин.
Огромные светляки, подобно невиданным близким созвездиям, озаряли ночь, порхая и вдруг замирая. Бывает, среди них являются алуши. Такие же яркие, но куда больше, светлые призраки, – души умерших людей, оставшиеся жить в сельве.
Ночью Эцнаб определял время по Венере, Плеядам и Ориону.
– А вот и Мировое
