, которую я уже с трудом узнаю, смотрит на меня с нечеткого свадебного снимка. Ее волосы пострижены каскадом, на ней изысканное белое платье длиной до середины икры. Она идет за двумя маленькими мальчиками, навсегда запечатленными в строгих пиджаках и галстуках, мальчиками, которые уже завладели ее сердцем. Она подходит к простой реечной двери часовни ООН, и в ее улыбке нет и намека на тот путь, который им всем пришлось проделать, приближаясь к этому дню.
Годы спустя я сижу в залитой солнцем комнате на большом мягком диване в нашем доме в Уилмингтоне, штат Делавэр. Фрагменты обещания, данного в тот день, наполняют комнату, как памятную шкатулку, покрывая каждый дюйм ее стен картинами, семейными реликвиями, сувенирами и изображениями нашей семьи.
Эта солнечная комната – одно из моих любимейших мест на земле. Ее окна выходят на озеро, расположенное позади нашего дома, и я люблю сидеть на диване, подобрав под себя ноги и обложившись работами студентов Комьюнити колледжа Северной Вирджинии, где я преподаю письменный английский последние десять лет. Эта комната дает мне ощущение уюта и комфорта.
На стене я вижу свою фотографию с дочерью Эшли. Мы обе улыбаемся той улыбкой, которая делает нас особенно похожими, и снимок напоминает мне о наших чертах сходства: чувстве юмора, искренности в отношениях друг с другом, упрямстве. Она подарила мне это фото на День матери с напечатанным на нем стихотворением собственного сочинения: «Как ветви дерева/Я – продолжение тебя/Мое сердце и душа/Произрастают/Из крепких твоих корней».
Фрагменты обещания, данного в тот день, наполняют комнату, как памятную шкатулку, покрывая каждый дюйм ее стен картинами, семейными реликвиями, сувенирами и изображениями нашей семьи.
Здесь есть и постеры времен сенатских кампаний моего мужа Джо, а один – с его дебатов с Полом Райаном в Центральном колледже Дэнвила, Кентукки. Он сделан в стилистике афиш боксерского поединка, надпись гласит: Thrill in the Ville II[1]. Еще есть постер избирательной кампании моего сына Бо, всегда шедшего по стопам отца и претендовавшего на пост генерального прокурора Делавэра.
На прикроватном столике стоит снимок моего сына Хантера, заснувшего как-то днем на диване. На груди Хантера спит Финнеган, его дочка, в темно-синем комбинезоне. Ее голова покрыта золотистыми кудряшками. Почти все фотографии Хантера – с его детьми: Финн, Мэйзи и Наоми, – его любовь к ним и гордость за них невозможно поместить в рамки. Он сердце нашей семьи во многих смыслах этого слова.
А вот небольшое пресс-папье с печатью Белого дома, одно из напоминаний о важной части жизни: восьми чудесных годах в составе администрации Обамы – Байдена. Рядом с ним очень живой снимок моих родителей, которых уже нет с нами, фотографии моих сестер, всех четверых, а также официальный портрет четырех поколений неистового клана Байденов в полном составе.
На стене поблизости висит картина с изображением причала, того самого, который я увижу, если открою французскую дверь справа от меня. После смерти Бо от рака мозга в 2015 году чаще всего я представляю себе его именно там, с пятнышками отраженного света на лице. В моем воображении он стоит в своей бейсболке и смотрит на воду или показывает детям, Хантеру и Натали, как насаживать червей на рыболовные крючки. Я бы все отдала, чтобы хоть на мгновение вернуть то время.
Когда я пытаюсь пристроить ногу на старенький кофейный столик, то обычно сталкиваю с него стопку сегодняшней прессы, приготовленной для Джо, кипу студенческих работ или коробку цветных карандашей, оставленных детьми. Готовясь к нашей ежегодной поездке на День благодарения в Нантакет, Натали приклеила к зеркалу записку: «Не можем дождаться, когда поедем в Нана-такет![2]» Рядом висят нарисованные детскими пальчиками котята и саламандры, акриловый человечек и написанный пером дракон с синими лапами – это все работы внуков.
В солнечной комнате сходятся все составляющие моей жизни. Карьера, которая питала мои начинания и поддерживала мою независимость более тридцати лет. Приключение в политике, которого я никак не ожидала. Мальчики, которые сделали меня матерью после того, как их собственной мамы не стало. Дочь, сделавшая нашу семью полной. Внуки, собравшие воедино осколки наших жизней. Родители и сестры, родственники и друзья, которые помогли мне стать той женщиной, которой я являюсь. Мужчина, с которым я построила эту жизнь.
Я мать и бабушка, друг и учитель, жена и сестра. Каждая сцена на этих стенах, каждая роль, которую я сыграла, помогла мне узнать, что такое семья. Я узнавала – и продолжаю узнавать – о том, какие узы делают нас семьей. Мало кто из нас готов свести эти узы, эту силу притяжения к простому зову крови. Семьи рождаются, создаются, открываются и выковываются. Они раскрываются, упорядоченные красивыми ветвями поколений. Они сплетаются воедино сердечными нитями желания и отчаяния, дружбы и разногласий, милосердия и благодарности.
Мы надеемся, что сильная любовь – это тот строительный раствор, который удерживает нас
Надпись на постере отсылает к афише боксерского поединка между Мохаммедом Али и Джо Фрейзером в Маниле в 1976 году, который назвали Thrilla in Manila («Триллер в Маниле»). –
Обыгрывается название города Nantucket.
