семьям скромные по нашим меркам, но очень милые, судя по фоткам, дома, а на Пасху и Новый год вся ваша родня обязательно получит столичные, купленные на распродажах подарки.
Какая уж разница, в каких условиях они вас ждут. Вопрос в том, ждут ли.
Способны ли они десять месяцев в году обходиться без мужской помощи и ласки?
Сомневаетесь…
Я вот тоже сомневаюсь.
Я вообще постоянно сомневаюсь.
Для любви одинаково губительно как полное отсутствие возможностей и денег, так и их неожиданное появление.
Пока я была бедна, носила одни на двоих парадные туфли с Жанкой, бережно складывала в сумочку флаерсы на вторую бесплатную чашку кофе, ездила на метро или через силу, почти как вы, ребятки, отвечаете на мои дурацкие вопросы, кокетничала с хачами, чтобы довезли подешевле, тряслась в их прокуренных развалюхах и думала о том, хватит ли мне заработанного в клубе, чтобы погасить коммуналку, оплатить мобильный, интернет, дешевую маникюршу, не слишком дешевую парикмахершу и еще, быть может, для поездки в Белек в конце сезона, – слово «любовь» было заманчивым, но никак во мне не отзывалось.
Просто красивое слово.
Так же, как подавляющее большинство, я плакала в конце фильмов, где он несет ее, мертвую, на руках, и все хорошее в его жизни в этот момент закончилось, хотя он, под взглядами шмыгающих носами зрителей, изображает непоколебимую веру в то, что где-то, может, в том самом «космосе», они все равно будут вместе.
Всем нам отмерено одинаковое количество любви.
Только получаем мы ее разными порциями.
А когда подводят самые-самые, кому положено стоять на раздаче, неизбежно появится кто-то другой, внезапный, непредсказуемый…
Любовь – это приятие другим человеком любой твоей правды, даже той, от которой ты всю жизнь бежишь.
Долгое время мне казалось, что Андрей меня любит, просто не хочет, боясь пораниться, ничего обо мне знать.
А мне ведь это и было нужно – чтобы не знал…
Люблю ли я его?
Странно, но этот вопрос я начала задавать себе только через два с лишним года после нашей встречи.
Нет, вру…
Этот простой и точный, как неожиданный диагноз, поставленный моему отцу, вопрос впервые задал мне В.
И этим вопросом, словно стальным крючком, в какие-то секунды достал меня, упиравшуюся, закрывавшую лицо руками, из безопасной норы и положил, сука, под свой операционный светильник.
О нет… Я хотела обратно в свою норку, она хоть как-то защищала меня!
Но В. уже разложил свои скальпели и зажимы.
До сих пор не могу понять, готовился ли он к вскрытию моей души во спасение меня или просто он – редкостная жестокая тварь.
Когда я тряслась, обнимая себя руками, он говорил, говорил, говорил… Он очень хотел помочь, видя, что я еще живая.
Позже мне против воли пришлось задуматься, чтобы понять: мой муж
