Весна была юна и хрупка, а ведь какой огромный груз она несла на своих плечах для людей. Для кого-то она несла первую любовь, для кого-то горькое разочарование, для кого-то новую жизнь, для кого-то последний вздох, кому-то она была первой, а кому-то последней.
Эта весна изменила многое в старых, седых шаройских горах. Муъминат вновь охватил острый кашель. Женщина неожиданно слегла в постель. Хамид начал лечить ее различными травами. Никто не придавал особую значимость болезни Муъминат, подумаешь, кто не болел в холодную зиму. Да и сама она думала, что простуда, которую она зацепила в ту мерзлую ночь, когда отправилась на поиски коровы, до сих пор сидит в ней. Но состояние ее резко ухудшалось. Женщина осунулась, лицо приобрело сероватый, безжизненный оттенок. Уже второй день был на исходе как она не вставала с постели.
Приехала сестра Пери с Дагестана. Хамид был напуган состоянием Муъминат. Дни и ночи напролет проводил он у ее изголовья, поил женщину настойками из различных целебных трав, всеми силами старался отвоевать, отмолить ее у коварной, неожиданно подступившей болезни. Но Муъминат становилось все хуже и хуже. Женщине очень сильно хотелось увидеть отца, но прикованный к постели старик уже не смог бы исполнить ее волю, будь она даже последней. Малик с огненным блеском в глазах каждое утро подбегал к Хамиду:
– Маме же легче? Правда, легче? Я сегодня схожу еще трав насобираю, – подпрыгивая на месте обещал он дяде.
– Счастливый ты… мне бы твою любовь к жизни – думал Абдул-Хамид, а вслух поддерживал племянника:
– Конечно, Малик. Если бы не ты, я бы сам и не справился. Мама совсем не кушала, а сегодня утром целых два куска хлеба съела, – вытягивал он из себя улыбку.
Была ровно неделя как с каждой минутой Муъминат покидали силы. Она сама это понимала, понимали и другие, даже Малик начал догадываться. Не ходил больше мальчишка в поле за травами. Раздраженно отвечал на вопросы Анаса и Асет. Малик намеренно избегал всех, и даже больную мать. Все чаще перед глазами у него вставал злосчастный весенний день, в который забрали отца. И также, как тогда, ему и сейчас хотелось убежать и зарыться куда-то лицом, чтобы хотя бы на мгновение перед глазами встала черная тьма, а не реальность, которая также не была ничуть светлее…
Муъминат становилось хуже. Лицо покрылось испариной. Черные волосы были беспорядочно разбросаны по подушке. Женщина тяжело дышала. Сквозь кашель она хриплым голосом подозвала к себе золовку.
– Приведи их ко мне, сейчас приведи. Написат без объяснений поняла, о чем идет речь. Она выбежала на улицу. На пороге женщина столкнулась с Абдул-Хамидом. Руки тряслись. Взволнованный голос дрожал.
– Хамид… она… детей она хочет видеть, может это… Коран прочитаешь ей, может полегчает ей… – Написат сглотнула слезы. Ужас в широко раскрытых глазах Хамида навел на нее неописуемый страх…
– Ты что? Неееет, я не говорю про заупокойную молитву,
