мать, то у тебя есть повод для пристального внимания.
Молодая коллега потупила взгляд.
– Ладно, еще научишься всему. – Я добродушно похлопал ее по руке. – Знаю, начальство у нас никому не помогает, а только палки в колеса ставит, но…
– Я просто посчитала… – начала она и запнулась.
– Что посчитала?
– Думала, это бестактно – спрашивать.
– Нисколько. Ты их всех должна знать как облупленных. Специфика работы у нас такая.
Из коридора донесся торопливый стук нескольких пар каблуков. Ира повернула голову и застыла, остановив испуганный взгляд на темной пустоте проема.
В учительскую табуном вломились директор, Птеродактиль и здоровенный мужик с насупленной гримасой. Гора мускулов. Возраст – лет тридцать пять. Коротко стриженные русые волосы. Выпирающие скулы. Двигается грациозно, как пантера. Эдакий самец-добытчик.
Даже сквозь листву они мигом засекли нас в другом конце учительской и направились прямиком к нам. Вид их не предвещал ничего доброго. Птеродактиль несла перед собой на вытянутых руках раскрытый классный журнал. Несложно было догадаться, чей – девятого «А».
– Анатолий Васильевич, Лена Злобина приходила к вам на урок? – грозно вопросила Птеродактиль, не поднимая глаз от журнала.
– Нет, – ответил я.
– А почему «эн» не стоит в клетке? – Она вперила в меня хищный взгляд своего вылезшего из орбиты левого глаза. Лысеющая глыба мяса нависла надо мной зловещим утесом.
– Потому что я оставил заполнение журнала на начало перемены, а когда дети ушли, не смог вспомнить, кто отсутствовал.
Директор, который, судя по красноте глазных белков и легкому характерному душку, накануне ударно закладывал за воротник (для него обычное дело), разочарованно фыркнул, как будто говоря: «Что возьмешь с этого старого козла. Он, глядишь, скоро имя свое забудет».
Папаша был насуплен, но я никак не мог понять, насколько враждебно он настроен персонально ко мне.
– Ее точно не было? – спросил он грозным медвежьим голосом.
– Точнее не бывает, – ответил я, переведя взгляд на него. – Вы же наверняка уже спросили у ее одноклассников. Зачем у меня-то переспрашивать.
Я слишком поздно осознал бестактность своего тона. Отец, который печется о своем ребенке, опросил бы еще сотню людей, если бы ему сказали, что кто-то может что-то знать.
– Вызываю полицию, – сказал родитель и, доставая из кармана джинсов мобильник, направился к выходу.
– Дмитрий Михайлович, подождите! – заскулил директор, бросаясь следом. – Ну пожа-а-а-а-а-а-а-а-алуйста!
Но тот уже объяснял диспетчеру суть проблемы, жестом ладони веля похмельному директору заткнуться – дал понять, кто тут хозяин положения.
Я непроизвольно вздрогнул от мысли, что вот-вот придется разговаривать с полицейскими. Словно
