веков использовали эти руины по-своему, разрушая или переделывая то, что могло бы послужить доказательством его происхождения. Этот «жертвенный камень» вполне мог быть всего лишь основанием яблочного пресса в девятнадцатом веке, а бороздка по краю – лишь приспособлением для сбора яблочного сока. Или, например, каменным прессом для добычи щелока из древесной золы, чтобы сделать мыло. Мы с отцом так и не нашли никаких подтверждений той или иной версии происхождения Мистери-хилл, но волнение, которое дарят методичные поиски истины, навсегда осталось в моей памяти.
Будучи скептиком до мозга костей, отец постоянно сомневался в своих представлениях о чем бы то ни было. Разбираться в вещах, которых он не понимал или которые противоречили его предположениям, было для него величайшим наслаждением. Мне досталась от него не только страсть к науке, но и понимание того, что ее сущность – эксперимент. Наука по своей сути – всегда процесс. Какой бы убедительной ни выглядела сложившаяся картина мира, нужно быть готовым пересмотреть ее, если новые факты вызывают противоречия. Одним из результатов такого открытого отношения всегда будет радость при встрече с необъяснимым. Изучая вещи, которые вписываются в рамки уже имеющихся идей, мы можем лучше понять их нюансы. Но только изучение чего-либо, не вписывающегося в существующие теории, чаще всего приводит к научному прорыву.
Хотя отец и учил меня с радостью исследовать то, чего я не могу объяснить, он никогда не имел дела с такими абстрактными вещами, как человеческое сознание, мысли и чувства, не говоря уже об умозрительных понятиях вроде Бога, духа и души. Я всегда был доволен своим «научным» воспитанием и своим намерением стать ученым, и, вслед за отцом, я считал, что эмпирические данные – основа ответа на любой вопрос.
В Корнеллском университете моей специализацией стала экспериментальная психология. При помощи научных методов я исследовал, как золотые рыбки находят путь в лабиринте, почему крысы учатся нажимать на рычаг, чтобы получить еду, только в определенное время; почему молодые макаки-резусы под одними предметами находят еду, а под другими – нет. Но каким бы удивительным ни был интеллект животных, я твердо знал, что хочу работать с людьми, и решил продолжать обучение в медицинском университете. Там мне понравилось многое – от акушерства до наблюдения пожилых пациентов на дому. Но чем больше я узнавал о психических расстройствах, тем больше воодушевлялся тем, как мало мы знаем о мозге. Множество вопросов без ответа манило меня, и я выбрал психиатрию.
На третьем году обучения в медицинском я приехал навестить родителей и удивил отца новостью о том, что собираюсь стать психиатром. Я рассказал ему, что меня поразило воздействие, которое оказывают бессознательные мысли и эмоции на наше поведение. Помню, как отец
