на его объяснение случившегося. Помощь пришла с другой стороны:
– Больной, вам нельзя вставать! – выкрикнул строгим голосом Леонид Моисеевич. – Почему вы на ногах? Быстро возвращайтесь в палату!
Василич не обратил на него внимания. Но вмешался Макс:
– Василич, пойдём, не будем нарушать режим. – Максим взял Василича за плечи, мягко поворачивая его к двери. – Маша поранилась. Пока ей обработают рану, я тебе всё расскажу. Пойдём.
Оглядываясь на улыбающуюся жену, Василич подчинился понуждению и шагнул в палату. Макс плотно закрыл дверь палаты за собой.
Леонид Моисеевич принял из моих рук перепачканный кровью значок. Я извинилась за грубость, потом поблагодарила его, на что он ответил:
– Вы решительная… эээ… Лидия, и под горячую руку вам лучше не попадаться.
Я рассмеялась.
– Да, лучше не надо! Ещё раз прошу прощения, Леонид Моисеевич. А что, при язве, и правда, нельзя ходить?
Он засмеялся некрасивым, блеющим смехом:
– Беееее… а вы попробуйте! – и пошёл от меня по коридору, продолжая блеять.
В открытую дверь процедурного кабинета, я видела, как Рита продезинфицировала, а потом опрыскала каким-то раствором палец Маши. Маша пребывала в состоянии счастья и от явно выразившегося страха на лице Василича, когда тот увидел жену в окружении хлопочущих врача и медсестры, и оттого, что со здоровьем её всё обошлось, потому весело отмахнулась от перевязки:
– Эка! Я, почитай, каждый день то паром обожгусь, то ножом порежусь, то масло раскалённое куда капнет. У меня быстро заживает, и это заживёт, завтра и забуду уже! Спасибо вам!
Она вышла в коридор.
– Пойдём, Маленькая.
– Маша, я кладу тебя на обследование.
– Так я и так в больнице!
– Маша, я серьёзно!
Радость её испарилась, опустив глаза в пол, она прошептала:
– Значит, всё-таки был инсульт.
– Была угроза.
– Маленькая, не время! – Она подняла на меня умоляющий взгляд. – Вася хворает.
– Время, Маша, самое время! Лучше обследоваться и принять лечение сейчас, чем довести дело до настоящего приступа. И Василичу есть стимул быстрее поправиться!
Машу оформили в неврологическое отделение, и я проводила её в палату.
– Маша, ты прежде выспись. Слишком много волнений за последние сутки, а ты ещё и ночь не спала. Какой угодно организм взбунтуется! Я ещё забегу к тебе.
Склонив венценосную голову, Маша сидела на кровати, карябая ногтем по заскорузлому бурому пятну на платье.
– Видно, и моё время пришло. Мне в этом году пятьдесят пять. Мама моя уже семнадцать лет, как в могилу сошла, а бабка и того раньше.
Я прикрикнула:
– Ты не мама, и не бабка! Уже одно то, что они не дожили до сорока, а тебе пятьдесят пять, само за себя говорит!
Она протяжно всхлипнула.
– Васю жалко.
– Не
