как себя вести – не знал, куда деть руки, не знал, что сказать. Ухватив за руку, я решительно потащила его в меховой бутик по другую сторону атриума. Недолго выбирая, я купила норковый палантин – достойное дополнение к роскошному туалету Маши.
Меня удивила моя первоначальная реакция, вернее, её отсутствие. Будто ничего неожиданного и не произошло, будто я давно ожидала подобной развязки. И только в груди было пусто, и сердце ныло не на своём месте, а где-то высоко за грудиной. «Сейчас бы заползти в укромную норку, спрятаться от всех, никого не слышать, не видеть виноватых и сочувствующих взглядов. И нельзя! Уже сегодня надо принимать решения о дальнейшей судьбе моей семьи. Самое сложное – Катя. Доченька моя, как ты переживёшь новость?» Не заметив, я тяжело вздохнула. Паша уставился на меня в зеркало заднего вида. Я покачала головой: «Всё в порядке».
Боль в груди ширилась и росла. «Только бы не расплескаться слезами до времени. Доберусь до спальни, там дам себе передышку. Самое сложное – Катя, но самое важное – детки. Нужно защитить деток от самой себя, ради них я должна справиться и с обидой, и с болью. Ради них должна простить. Он их отец. Ровно половина в них – он. Отрицая отца, я покалечу детей. – Внезапно накативший страх заставил прижать руки к животу, укрывая, защищая деток. Опамятавшись, я вновь усмехнулась: – От себя за руками не скроешь! Господи, дай сил и мудрости не сотворить беды! Детки мои нерождённые, обижена я. Но, как бы я не была обижена, я люблю вашего отца! Люблю!»
Беременность Максимом и Катей Серёжа почувствовал раньше меня, о новой беременности я хотела рассказать ему сегодня. «Ну да! Привык иметь дело с беременными женщинами, вот и чувствовать перестал! Сколько же у тебя детей, милый? – Я вспомнила Серёжу, сующего мальчика в руки женщины, и опять испугалась. Ребёнок хныкал. Он его ни разу не поцеловал, ни разу не заговорил с ним, ни разу не прижал к себе. – Что с тобой сталось, Серёжа? Кто он для тебя, этот малыш? Случайный ребёнок? Я знаю тебя, как лучшего отца в мире! Неужели твоё совершенное отцовство исчерпало себя на первенцев? А как же детки во мне? Для них у тебя найдётся любовь? Или для них будет лучше, если они никогда не узнают своего отца? – И опять накатившая волна страха затопила меня, грозя бросить в черноту отчаяния. – Нет! Я не верю, что Серёжа может не любить своих детей. Не верю! И никогда не поверю!»
Паша ещё не остановил машину, а из дверей дома уже вышел встречать Максим. Широким отцовским шагом он пересёк террасу, спустился по ступенькам. Открыл дверцу с моей стороны, подхватил, выудил меня из салона и прижал к себе.
– Мама. – Зарывшись лицом в мои волосы, глубоко вдохнул.
«Ты, Серёжа, ушёл из моей жизни, а привычки свои оставил сыну. И я пока не знаю, радует это меня или печалит».
– Как ты, мама?
– Поставь меня на ноги, Максим.
Он поднялся по ступеням, опустил меня на террасу и заглянул в лицо.
– Отец звонил, беспокоится.
– Да? – Я помолчала. – Я не знаю, что сказать, сынок.
– Я всё знаю, мама.
– Я не сомневаюсь, родной.
