style="font-size:15px;"> Никогда не учила Егора стыдиться наготы. Вдруг сегодня, когда его раздевали в комнате були, на кровати под иконами, он засмущался и сказал: «Иконы захихикают».
Однажды я приняла волшебное вещество и увидела: абсолютно на всех вещах – в воздухе, на земле, на поверхностях предметов, на собственной коже – всюду один и тот же мелкий рисунок, письмена, похожие на какие-то иероглифы, значки, символы, коды. Очень красивые письмена. Смысл пульсирует, как вдох и выдох, и когда смысл вкладывается – всё ярче проступают и светятся эти скрытые письмена, а когда смысл исчезает – письмена разлетаются в пустоту, как какие-то дхармы, которые потом вновь собираются в текст, образованный на пустоте.
Когда мне было тринадцать и мы занимались магией, мы все писали на древнемагическом языке. Этот навык приходил сам: в какой-то момент человек садился и начинал писать странные письмена, напоминающие какие-то древние алфавиты, то ли иероглифы, то ли арабскую вязь. Говорить на этом языке мы не пробовали, только писали, а С. иногда расшифровывал написанное. Сейчас я думаю, что это было асемическое письмо. Иногда на меня находит вдохновение, и я начинаю писать таким способом. Эти письмена очень похожи на те письмена, которые начертаны на всех вещах в мире. Я думаю, их можно расшифровать, но не в лоб, а каким-то внутренним сложным способом. Я люблю нечитаемые записи, таинственные коды, детские каракули, примитивное письмо и древние непонятные мне языки, которые остаётся только созерцать. Языки, смысл которых определяется не заданной грамматикой и словарём, не какими-то стереотипными формами, а восприятием и интуицией.
Одно из моих первых детских впечатлений о поэзии – это песни, которые поёт всякая нечисть: русалки, лешие, домовые. В те годы, когда я ещё совсем не знала никаких поэтов, кроме детских и Пушкина, я любила отрывки стихов, которые мне попадались в сказках, например какая-нибудь песня ведьмы или русалки. Мне нравились стихи-заклинания, ритмичные, тёмные, завораживающие. Они возникали совершенно неожиданно в прозаических текстах сказок. Они отзывались у меня в крови, как странное бормотание откуда-то из глубины веков, из сочленений костей, то, в чём звучит отголосок беззвучного крика природы. Что-то простое, дикое, тёмное, страстное и печальное, древнее, страшное, бросающее тебя прочь от всех выносимостей культуры – к самому сердцу мира. Я читала эти сказки с вкраплениями стихов на даче. Я была маленькая. Была гроза, скрипели доски, и сердце мира говорило со мной. Ведьма в сказке Петера Кристена Асбьёрнсена бормотала, когда лечила ногу гостя:
Воздух,
Вода,
Земля
И огонь!
Ногу сломал
Необъезженный конь.
Жилы срастутся,
Смешается кровь,
Всё, что разорвано,
Свяжется вновь!
Бразильский лесной дух Каипора пел:
Кто бродит по лесу,
Насмотрится чуда…
…Насмотрится чуда,
Но только об этом
Ни
