тоску и тревогу, вызывая слезы, которые вы оба пытались сдержать. Ты пережил столько ночей, полных тихого, нежного чувства. Ты испытывал запретные удовольствия. Вы могли любить друг друга, не скрываясь. Но тебе этого было мало.
Расцарапывай кожу ногтями, кусай, лижи языком! Утопай в ее аромате. Забери ее душу и подари взамен свое семя, пусть даже оно не даст ростков.
– Мне пора.
– Тебе пора.
– Ты останешься в моем сердце.
Навеки.
Два коротких, резких удара в дверь, пауза, потом еще два – условный сигнал. Хосе, как всегда, точен. Торопись – или опоздаешь на самолет. Но ты не спешишь. Вы не в силах друг от друга оторваться. Тебя тянет разрыдаться. Так закрой глаза и задержи это мгновение нереальности.
Отведенное тебе время вышло, и его не вернуть. Вы уже все обсудили. Нет смысла плакать: все идет, как идет. Возможно, в другое время, в другом месте… Но нам не дано решать, где и кем родиться. Вы просто полюбили друг друга, зная, что рано или поздно этот день наступит.
Ты встаешь с постели и начинаешь одеваться. Она продолжает сидеть, обнимая колени и положив на них подбородок. Она следит за тобой, а потом закрывает глаза, чтобы сохранить в памяти каждую черточку твоего тела, каждую прядку волос. Когда ты заканчиваешь одеваться, она встает и приближается к тебе. На ней лишь ожерелье из двух ракушек на кожаном шнурке. Она никогда его не снимает. Одна из ракушек – каури, блестящий завиток размером с миндальный орех, вторая – окаменевший домик ахатины, африканской улитки. Она снимает украшение и надевает тебе на шею.
– Это принесет удачу и процветание на твоем пути.
Ты крепко обнимаешь ее за талию и привлекаешь к себе, вдыхая аромат ее кожи.
– Моя удача умерла здесь и сейчас.
– Не отчаивайся. Где бы ты ни оказался, с тобой будет часть меня.
Ее огромные, полные грусти глаза излучают уверенность. Она хотела бы верить, что даже смерть не разлучит вас и что есть на свете место, где вы будете едины, вне времени, вне границ и без притеснений.
Ты дотрагиваешься до раковин в ожерелье. Каури гладкая на ощупь, как ее кожа, и блестит, как ее зубы, а отверстие в ней подобно вульве, куда входит и откуда исходит жизнь.
– Ахатина убережет меня от дьявола?
Она улыбается, вспоминая ваш разговор, когда все случилось впервые.
– Ты силен, как сейба, и гибок, как королевская пальма. Порывы ветра не сломят тебя. Твои корни глубоко в земле, а ветви достают до неба.
Снова слышны два резких, коротких удара в дверь, пауза и снова стук. Затем звучит голос, перекрывая шум бури:
– Прошу вас! Уже поздно! Нам надо идти.
– Минуту, Йозе. Я иду!
У вас лишь минута на прощание, но хочется выпросить еще и еще минуту. Она собирается одеться, но ты не отпускаешь ее.
– Оставайся обнаженной, как сейчас. Позволь полюбоваться на тебя.
Сейчас у нее нет даже защитного ожерелья. А что ты оставишь ей? На
