купцы до своей Испагани, рассказали о том, что приключилось с ними в пути. Да никто им не верит, смеются все над ними: померещилось! – со страху и не такое привидится!
А спустя какое-то время эти самые купцы-персияне приехали по торговым делам в Москву. Вышли гости как-то прогуляться по городу. Идут дивятся на храмы златоглавые, на палаты белокаменные. И вдруг встречается им человек, на котором хоть бы какая тряпица была накинута – но ведь ровно ничего! – идет по улице, как говорится, в чем мать родила. Пригляделись персияне к нему – любопытно же! – и ахнули: это был тот самый царь морской, что спас их в бурю на море Хвалынском! Стали они расспрашивать москвичей: кто это? что за человек? Москвичи рассказали, что это известный на Москве блаженный Василий. А когда узнали, где персияне с ним прежде повстречались, засмеялись: он еще и не такое может, наш Василий! Новгород-батюшка вон горел, так он потушил его, из царевых покоев не выходя…
Блаженный Василий родился в московском пригородном селе Елохове в царствование Иоанна Васильевича III. Его родителям – Иакову и Анне – Господь долго не давал детей. И Василий был, как написано в житии, «испрошенный у Бога молитвами». А обычно, в христианской традиции, такие «вымоленные» дети посвящаются родителями Богу: чаще всего благословляются затем монашествовать. Но у «вымоленного» Василия оказался свой особый путь ко Христу.
В шестнадцать лет Василия отдали в Москву обучаться сапожному ремеслу. И здесь у него впервые проявился дар пророчествовать. Однажды в мастерскую пришел богатый торговец и заказал стачать такие сапоги, чтобы ему не сносить их, на всю жизнь чтобы хватило. Василий, услыхав слова заказчика, вначале усмехнулся да тут же и заплакал. Когда торговец ушел, мастер спросил ученика: отчего ты, Василий, вначале усмехнулся и сейчас заплакал? Василий ответил: верно, торговцу сапог не сносить, на всю жизнь хватит, да только жить-то ему ничего не осталось. И действительно, через несколько дней узнали они, что помер торговец.
У сапожника Василий после этого не долго задержался. Что именно побудило его начать юродствовать, житие определенно не сообщает: «Богодуховный Василий, Святым Духом наставляем, в юродство претворился, всегда Христа ради буйственное житие жительствоваше».
Блаженные вообще всегда были свободны от всяких этических норм. Но степень этической вольницы, до которой дошел московский Василий, кажется, не была известна юродивым даже самого фривольного поведения. Богодуховная литература именует Василия «праведным нагоходцем». Вообще-то «нагоходцами» можно назвать всех юродивых, потому что на них почти ничего не было надето. Но Василий был таковым безо всякого «почти». Он ходил буквально «не имяше бо на телесе своем ни единого рубища и стыдения не имуще, якоже первозданный прежде преступления…», то есть как Адам в раю. Причем не различая ни лета, ни зимы. На вопрос изумленных очевидцев – как же он выдерживает вовсе без одежды мороз? – Василий отвечал: «Если люта зима, то сладок рай», – и вспоминал при этом подвиг замерзших
