и вдруг испуганно вскрикнул.
– Тихо ты!
– Но на полу труп!
– Никакого трупа нет, я бы заметила.
– Говорю тебе, труп. Я искал свечу и наткнулся на что-то холодное, мокрое и неподвижное.
– А, это мой купальный костюм.
– Что? Твой купальный костюм?
– Ты что же думаешь, я прилетела с яхты самолетом?
– Ты добиралась вплавь?
– Ну да.
– Когда приплыла?
– С полчаса назад.
Со свойственным мне трезвым рационализмом я сразу же перешел к сути.
– Зачем? – спросил я.
Спичка вспыхнула, загорелась свеча и слабо осветила кровать. Я снова увидел свою пижаму и, признаюсь вам, невольно залюбовался – очень нарядная вещь. Полина смуглая шатенка с темными глазами, и лиловый цвет ей к лицу. Я и сказал ей об этом, я всегда рад сказать человеку приятное, тем более если это правда.
– Неплохо смотришься в моей одежке.
– Спасибо.
Она задула спичку и с любопытством посмотрела на меня.
– Знаешь, Берти, с тобой надо что-то делать.
– То есть?
– Поместить тебя в какой-нибудь дом.
– А я и нахожусь в доме, – ответил я сухо и довольно находчиво. – В своем собственном. И хотел бы понять, что в нем делаешь ты?
Она по-женски ушла от ответа:
– Объясни мне, пожалуйста, зачем тебе понадобилось целовать меня на глазах у папы? И не вздумай говорить, что тебя ослепила моя неземная красота. Глупость, беспросветная, непрошибаемая глупость, теперь я понимаю, почему сэр Родерик говорил папе, что тебя надо запереть в психушку. Не понимаю, почему ты до сих пор разгуливаешь на свободе. Наверняка о тебе печется какой-то благодетель.
Мы, Вустеры, за словом в карман не лезем.
– Эпизод, о котором ты упомянула, – холодно отрезал я, – объясняется очень просто. Я принял его за Чаффи.
– Кого принял за Чаффи?
– Твоего папашу.
– Если ты хочешь мне внушить, будто между Мармадьюком и моим родителем есть хоть капля сходства, ты просто не в своем уме, – парировала она совсем уж ледяным тоном. Я заключил, что она не слишком восхищается папашиной внешностью, и, по-моему, она совершенно права. – И вообще я не понимаю, что ты такое говоришь.
Я объяснил:
– Цель состояла в том, чтобы Чаффи увидел тебя в моих объятиях, его благородная душа сразу бы вспыхнула, он понял бы, что должен сделать тебе предложение, и как можно скорее, иначе тебя потеряет.
Она смягчилась.
– Неужели ты сам это придумал?
– Конечно, сам. – Я разозлился. – Почему все считают, будто я сам по себе ни на что не способен, только все Дживс да Дживс.
– Берти, какой же ты добрый!
– Да, мы, Вустеры, славимся своей добротой, мы всегда готовы ее проявить, особенно если счастье друга висит на волоске.
