л по белым стенам домов, окрашивая их в золото, воздух тихих площадей и улиц наполнился мягким свечением: золото легло на белый шелковый полог, скрывающий вход в зал, широкие каменные перила балкона, руки Имада, расслабленно лежащие поверх прохладного камня.
«Слава тебе, Милостивый и Милосердный! – мысленно воскликнул эмир, любуясь открывавшейся глазу панорамой. – За то, что изгнал нечестивых многобожников и возвратил город верным слугам своим! Слава тебе! Да усохнут уста, хулящие Всевышнего, сгниют нечестивые языки, поразят неверных мор и проказа! Алла акбар!»
Муэдзин на минарете затянул призыв, и Имад послушно опустился на колени. Голени его тонули в мягком ворсе багдадского ковра, заботливо расстеленного на балконе евнухом, упругие шерстинки щекотали пальцы босых ног, но эмир не чувствовал этого – исступленно творил молитву, прося Вездесущего не оставлять его своими милостями. Защитить от врагов и бед, ниспослать расположение Несравненного, умножить потомство и – о милостивый! – спасти одну страдающую душу. Иншалла, на все воля твоя, но помоги, Милосердный!..
Когда Имад, резко отдернув полог, вошел в зал, Ярукташ уже ждал его. Склонился в глубоком поклоне.
«Когда успевает молиться?! – сердито подумал эмир. – И молится ли? Эти христиане, принявшие ислам…»
Но он тут же забыл гнев, впившись вопросительным взглядом в круглое лицо евнуха. Тот поежился и прикрыл жирными веками бесстыжие глаза. И только потом еле заметно покачал головой в чалме.
– Что говорят лекари? – хрипло спросил Имад, хрустя пальцами.
– Не доживет до полудня, – промолвил Ярукташ, не поднимая взора. – Прости, господин. Будь мы в Каире или Дамаске…
– Неужели в округе нет ни одного доброго лекаря?! – в отчаянии воскликнул эмир. – Ты хорошо искал?
– Конные отряды обшарили все окрест. Страна разорена, лучшие лекари ушли с войском Несравненного, а он далеко на побережье – изгоняет неверных из Тира. Не менее трех дней пути в одну сторону. Султан не откажет тебе, верному своему рабу, в такой ничтожной просьбе, но пока лекарь прискачет… Прости, господин.
Голос евнуха дрогнул, и Имад насторожился. Неслышно ступая сафьяновыми туфлями по каменному полу, подошел и жестко взял слугу за жирный подбородок. Вздернул кверху. Глаза Ярукташа быстро заморгали.
– Армянин! Ты хочешь, чтоб я зарезал тебя, как овцу на базаре?!
Взгляд евнуха стал осмысленным и твердым. Имад в который уже раз поразился умению наперсника сохранять присутствие духа.
– Земли за Кедроном, жирные и плодородные, – прошипел Имад, старательно сдерживая гнев, – сколько глаз видит вокруг. Твои родственники-христиане будут молиться за тебя, пока не перейдет этот мир!
– Не надо! – решительно сказал евнух, и Имад отступил в удивлении. – Я не меньше тебя люблю Мариам!
Осознав, что забылся, Ярукташ склонился в поклоне.
– Прости, господин! Ты хозяин и повелитель, а я…
Имад только махнул рукой:
– Говори!
– Есть один лекарь…
– Почему он до сих пор не здесь?! – глаза эмира закрыло черным.
– Он христианин. И я думал…
– Армянин? Грек?
– Франк.
– Лекарь?.. Когда франки пришли сюда, на землю Аллаха, они не умели ничего. Они и сейчас не умеют. Грязные животные! Дикие звери, способные только отчаянно драться!
«Дерутся они хорошо!» – вздохнул про себя эмир и продолжил:
– Их раненые и больные мерли в то время тысячами! Если они и научились лечить, то у нас! Как фрак может знать более правоверного?
– Прости, повелитель! – снова склонился евнух.
Но Имад уже понял, что Ярукташ говорит не зря. Безумная надежда перехватила ему горло, и он ничего не сказал. Сделал знак. Евнух понял.
– Позволь, я позову Ахмеда?
Не дожидаясь разрешения, Ярукташ побежал к входу и через несколько мгновений вернулся с дюжим воином в цветной чалме. Не дойдя двух шагов до эмира, воин упал на колени и стащил с головы чалму. На гладко выбритом черепе, справа от темени, розовел большой подковообразный шрам.
– Потрогай, господин! – евнух коснулся пальцами шрама, приглашая. Имад пожал плечами и шагнул ближе. Возложил ладонь. И сразу же ощутил прохладу. Внутри подковы на голове Ахмеда, под тонкой кожей, явственно ощущалось что-то твердое и холодное. Вопросительно взглянул на евнуха.
– Ахмеду проломили голову в схватке с франками месяц назад, – пояснил тот. – Наш лекарь сказал, что он не доживет до заката, и лучше его добить, чтобы успеть с похоронами к ночи, как
