до последних правок. Я глубоко благодарен им обоим.
Я в долгу у великого множества эрудированных мужчин и женщин. С особенным удовольствием отмечу свое восхищение работой Карло Гинзбурга «Ночные битвы» (I Benandanti). Также, среди прочих книг, я черпал вдохновение и информацию из трудов Джина Брукера, Лауро Мартинеса, Якоба Буркхардта, Айрис Ориго и Йозефа Хейзинги. И еще я хотел бы выразить признательность двоим людям, к которым давно уже испытываю глубочайшее уважение и чьи работы и источники вдохновения так сильно повлияли на мои собственные: Джозефу Кэмпбеллу и Роберту Грейвсу.
Наконец, пускай упоминание писателем роли супруги в создании книги зачастую и выглядит ритуалом или повинностью, я тем не менее хотел бы торжественно выразить благодарность и любовь своей жене Лоре за непрерывную поддержку и советы, которые я получил в процессе создания «Тиганы», как в Тоскане, так и дома.
Пролог
Ты бросишь все, к чему твои желанья Стремились нежно; эту язву нам Всего быстрей наносит лук изгнанья. Ты будешь знать, как горестен устам Чужой ломоть, как трудно на чужбине Сходить и восходить по ступеням[1].
Что может помнить пламя? Если оно помнит немного меньше необходимого, оно гаснет; если помнит немного больше необходимого, тоже гаснет. Если бы только оно могло научить нас, пока горит, как правильно помнить.
Обе луны стояли высоко в небе, затмевая все звезды, кроме самых ярких. По обеим сторонам реки горели цепочки походных костров, уходящие далеко в ночь. Тихо струилась Дейза, ловила лунный свет и оранжевые огни костров и отражала их ровной волнистой рябью. И все лучи света стекались к нему, туда, где он сидел на речном берегу, обхватив руками колени, и думал о смерти и о минувшей жизни.
Ночь великолепна, думал Саэвар, глубоко вдыхая теплый летний воздух, запах воды, водяных цветов и растений, наблюдая за отражением голубого лунного света в серебристой реке, прислушиваясь к тихому шелесту течения Дейзы и поющим голосам у далеких костров. На другом берегу реки тоже поют, отметил он, вслушиваясь в голоса вражеских солдат, долетающие с севера. Странно, как трудно приписать абсолютному злу эти мелодичные голоса и слепо ненавидеть их, как, по-видимому, положено солдату. Только он в действительности вовсе не солдат и никогда не умел ненавидеть.
Он не различал фигур на противоположном берегу, но видел костры, и несложно было понять, насколько к северу от Дейзы их больше, чем здесь, у него за спиной, где его сограждане ждали рассвета.
Почти наверняка – последнего. Саэвар не питал иллюзий, никто из них не питал иллюзий после битвы у этой же реки пять дней назад. У них было лишь мужество и вождь, чья дерзкая отвага могла сравниться только с отвагой двух его юных сыновей, находящихся здесь вместе с ним.
Оба были красивые мальчики. Саэвар пожалел, что ему так и не представился случай сделать хотя бы один их скульптурный портрет. Принца он, разумеется, ваял много раз. Принц называл его другом. Нельзя сказать, думал Саэвар, что он прожил бесполезную или пустую жизнь. У него было его искусство, оно давало ему радость и стимул к жизни, за него он удостоился признания больших людей своей провинции, и даже целого полуострова.
И любовь он тоже знал. Саэвар подумал о жене, а потом о двоих собственных детях. О дочери, чьи глаза открыли ему часть смысла жизни в тот день, пятнадцать лет назад, когда она родилась. И о сыне, слишком юном, чтобы позволить ему идти на север воевать. Саэвар вспомнил выражение мальчишеского лица, когда они расставались. Наверное, такие же чувства отражались и в его собственных глазах. Он тогда обнял обоих детей, а после долго обнимал жену и молчал – за эти годы все слова были сказаны уже много раз. Потом отвернулся, быстро, чтобы они не увидели его слез, вскочил на коня, с непривычки неловко управляясь с мечом у бедра, и ускакал вместе с принцем на войну с теми, кто напал на них из-за моря.
Он услышал легкие шаги за спиной слева, приближавшиеся оттуда, где горели походные костры и голоса сплетались в песне под аккомпанемент сириньи. Саэвар обернулся.
– Осторожно, – негромко крикнул он. – Не то споткнешься о скульптора.
– Саэвар? – прошептал чей-то насмешливый голос. Голос, который он хорошо знал.
– Это я, милорд принц, – ответил он. – Вы можете припомнить другую столь же прекрасную ночь?
Валентин подошел – света было более чем достаточно, чтобы видеть, – и аккуратно опустился на траву рядом с ним.
– Сразу не припомню, – согласился он. – Видишь? Прибывающая Видомни сравнялась с убывающей Иларион. Две луны вместе составили бы одну полную луну.
– Странная это была
Пер. М. Лозинского.
