style="font-size:15px;"> Пастор не выпускал ее руки и сам не делал ни шага в сторону моря. Тон его был низким и чужим, в горле булькала мокрота. Диса ожидала, что он примется орать на нее за то, что побежала прямо в сторону драки. Она бы не удивилась, обвини ее преподобный Свейнн в смерти Маркуса, но священник смотрел на нее своими маленькими глазками без тени упрека.
– Ступай ко мне в дом. Тоура отогреет тебя. Ты не должна никому ничего говорить.
Ей показалось, что она ослышалась. К Тоуре? Но вот же Гисли, которого наверняка еще можно спасти – вон как он цепляется за жизнь! Она так и не поняла, какую часть из своих мыслей выкрикнула священнику прямо в лицо, но преподобный Свейнн внезапно присел на корточки и посмотрел ей в глаза. Теперь он уже не напоминал хряка, а лишь обычного пухлого мужчину с обвислыми щеками и редкими волосами.
– Гисли тяжело ранен, – медленно произнес пастор. – Он не выживет с такими ранами. Нож вошел в него по меньшей мере четыре раза, я видел это своими глазами.
Диса сглотнула. Ей захотелось отвести взгляд, но она заставила себя смотреть в лицо священнику.
– А если его вылечат? – тихо спросила она.
– Если это случится, то Гисли всем расскажет, что твой отец пытался его убить. Твою мать назовут распутницей, а ты станешь дочерью убийцы и потаскухи или того хуже…
Диса не стала спрашивать, что это за загадочное «хуже», она пока с трудом могла переварить уже услышанное. Ей хотелось вцепиться священнику в лицо ногтями, раскровить эти мягкие щеки и мясистый подбородок. Она понятия не имела, говорил ли он правду, действительно ли их семья обречена… Слезы выжгли соленые дорожки на обветренных щеках. Убедившись, что она никуда не побежит, преподобный Свейнн выпустил ее плечи.
– Он может умереть прямо сейчас – быстро и легко. А может промучиться несколько дней, валяясь в бреду в доме твоей матери, опозорив всю твою семью. Может выжить… И что потом? Тебе решать. На все воля Божья.
Одиннадцатилетние девочки не должны решать, кого бросать погибать, а кого – спасать, но Диса этого не знала. Ей хотелось кричать, что раз на все воля Божья, так пусть Он и решает! Она так замерзла, что перестала чувствовать свою кожу. Диса старалась не смотреть в сторону моря. Она надеялась, что Гисли уже мертв, и скоро волна заберет его бесчувственное тело, как корова слизывает мушку из уголка своего глаза. Впервые преподобный Свейнн заговорил с ней как с равной, и впервые ей этого совершенно не хотелось. Она чувствовала себя пособницей убийцы, кем-то, кто помогает злодею в его преступлении.
В конце концов она просто развернулась на пятках и со всех ног побежала вверх по склону. Окна церкви все еще светились, изнутри доносились нестройное пьяное пение и грохот танцующих сапог.
Рядом тихо подсвечивалось окошко в доме преподобного Свейнна. Как будто Тоура ждала ее.
В бадстове тяжело пахло мясным бульоном, и Дису замутило от этого
