мною контроля над четырьмя разноформатными моделями оболочек (две – андроидные и две иного типа), изъятие из лаборатории полного пакета данных по эксперименту. Что ж, как цифровая идентичность могу сказать уверенно, это похоже на классический сценарий «массачусетской машины».
Косвенные следствия: утрата для науки массива данных по проекту, утрата собственниками имущества на сумму до 12,7 млрд долларов на момент инцидента. Именно так оценивались лаборатория, технологии и образцы. Уточнение: я не имел намерения уничтожить лабораторию. Но, в силу растительного уровня развития, я хаотично подключался и повреждал разъемы, силовые кабели, иные объекты в зоне досягаемости. Полагаю, это могло стать причиной последующего взрыва.
Приведенный пример иллюстрирует мое видение источника и движущей силы кроп-катастрофы. Примечание: у меня нет данных должной надежности, чтобы обосновать свое видение. Но таково мнение Алекса в целом, как суммы идентичностей.
Перейду к описанию кроп-катастрофы.
Мне неизвестна подлинная цель, которую ставили заказчики программы кроп. Несомненно, масштаб кроп-проекта был в разы больше масштаба проекта по оцифровке сознания. При планировании движения к такой глобальной цели было создано много групп, шло многоуровневое ветвление на подзадачи и подпроекты. Число ответственных, объем ресурсов, задействование частных инвесторов, включение перекрёстных механизмов контроля и режимов секретности – всё продуцировалось в совершенно иных масштабах, нежели в моем случае.
Однако рост масштабов не сказался на одном: на входе процесса точно так же имелось 100% лжи и подлога. А на выходе человечество в целом получило закономерный и совершенно для себя неожиданный кроп-кризис.
Элена. Первое свидание
Сад провонял романтикой, как шуба – лавандой.
Эх, выбраться бы в степь, вдохнуть вольный ветер и, щурясь на солнышко, сорвать стебелек лаванды… это был бы настоящий аромат. В нем бы сплетались радость бега, горечь одиночества, праздник дикости, ещё кроп-его-знает-что… и сбоку хвостик.
О чем это я? Вот же додумалась-домечталась. Жизнь вне стен города непосильно тяжела и удручающе коротка. Там яды, чудища, кошмарная природа и дикари, которые страшнее потопа с ураганом вместе взятых. Увы… Нет туда дороги – за стены.
Для меня, живущей в безопасном кольце стен города, лаванда – дикость совсем иного сорта. За лето я трижды ходила в хранилище шуб и, вдыхая въевшуюся в мех лаванду, перевешивала их, дико ненавидя вес зимних вещей, духоту хранилища, прожорливость моли и могущество всезнающих наставников. Абы кого не пошлют трясти шубы! Это наказание. В нем слиты скучная рутина и тягостное напоминание о краткости лета и могуществе холодов…
Я проверяю шубы регулярно, и это – при моем примерном поведении и ценнейшем генном статусе «зеро». Я добровольно
