смерти матери. Мы поругались, и я не видел его с тех пор.
– Когда точно это было?
– Три месяца назад.
Боденгаузен поднялся со скамейки и кивнул в сторону столовой. Вопреки ожиданиям Шпатца, никакого строго распорядка по приему пищи в Гехольце не было. Главный зал столовой не был поделен на сектора, регламенты, ритуалы и правила, ограничивающие практически все области жизни в Шварцланде никак не касались еды. Можно было прийти в любой момент, положить на тарелку сколько угодно и чего угодно и сесть за любой столик. Столики, кстати, тоже были разного размера – можно было устроиться как большой компанией на виду у всех, так и уединиться в крошечных альковах в одиночку. Когда Шпатц первый раз пришел в столовую, он думал, что его там ожидает строгий оберкельнер, который будет строгим голосом вызывать каждого по имени, а его бессловесные помощники – выдавать строго отмеренные порции еды. А на выходе нужно будет отмечаться у секретаря, что «герр Грессель употребил колбаски с тушеной капустой, два ломтя хлеба и яблочный компот. Слава Шварцланду!» Однако опасения не оправдались. Не требовалось ни отмечаться в обеденном гроссбухе, ни отчитываться о количестве съеденного. Нужно было просто взять тарелку, обойти стол раздачи, самостоятельно наполнить ее чем хочется и сесть за любой столик. Если первой порции не хватило, не возбранялось подходить к столу с едой сколько угодно раз. Можно было громко разговаривать, смеяться и даже петь песни, если возникало такое желание. Во всяком случае рослые парни из военной охраны Гехольца несколько раз так и делали.
Шпатц и Боденгаузен устроились за столиком у стены, из-за которого была виден почти весь зал. Зал был почти пустым – они пришли далеко не к началу, а значит сладкие крендельки точно закончились. Шпатц плюхнул в миску чечевичной похлебки, выбрал из оставшихся кусков хлеба пару поджаристых горбушек и как раз выбирал, какую из остывших колбасок взять, как дверь столовой распахнулась, и на пороге возник человек, совершенно не сочетающийся со всем этим местом. Он был очень высок, очень тонок и очень ярко одет. Костюм в пурпурно-красную клетку, алый галстук и крохотные красные очки на кончике длинного тонкого носа. Тощий франт на мгновение замер в дверях, поморгал, привыкая к приглушенному свету столовой, а потом расплылся в широкой улыбке, распахнул длинные руки и подпрыгивающей походкой направился к столу раздачи.
– Хирш, как же я рад тебя видеть! Ты не представляешь, какими скучными делами мне приходилось заниматься последнее время!
Боденгаузен разулыбался в ответ, тоже с готовностью распахнул объятия, они похлопали друг друга по плечам, как старые добрые друзья. А Шпатц так и стоял, нацелив вилку на колбаску. Приглядевшись он заметил на лацкане рубиновую каплю – этот странный человек был доктором.
– Герр Грессель, – Боденгаузен указал на большой стол, предлагая устроиться там всем вместе. – Позволь представить, это Карл пакт Готтесанбитерсдорф, лучший специалист по виссенам. Карл, это Шпатц Грессель, кандидат на гражданство Шварцланда.
– Позвольте
