и мочили в ответ.
У нас на кампусе тусовался один поляк, он всегда садился ко мне спиной в кафе. Потирая руки в предвкушении хорошей разборки, я кинул в rec.arts.poems пяток своих хайку на русском и английском. И стал ждать, когда поляки припомнят мне Пражскую весну и прочее небо над Берлином.
А нифига! Сетевые поляки приветствовали с уважением. Один пошутил насчёт русских женщин, другой выкатил несколько своих хайку. И оба дали мне адрес японской рассылки Shiki Haiku Salon.
Там меня ожидал ещё более тёплый приём. Это было совсем странно – рассылка-то международная. Ну ладно, американцы не рубят в поэзии. Но англичане, французы, японцы?! Они со мной советовались по поводу японской поэзии!
К примеру, я обнаружил, что новички задают в рассылке одни и те же вопросы – обязательно ли семнадцать слогов, в чем разница между «хайку» и «хокку», что такое «сезонное слово»? Ладно, быстренько набросал на своём корявом английском нечто вроде пособия-FAQ. Текст вывесили на десятке сайтов и перевели на пять языков, включая голландский. Чего вы накурились, голландцы? Я сам лишь год назад узнал, что такое хайку!
В странном статусе гуру японской поэзии я прожил около полугода. От полного обожествления меня спасла только развиртуализация. Частичная.
Наш институт замутил свой сайт в World Wide Web. Эта гипертекстовая надстройка Интернета только-только появилась на свет, вместе с браузером Mosaic. Всем нам, сотрудникам, тут же предложили сделать персональные странички на институтском серваке. С фотками и прочими достижениями. Я тоже сделал такую веб-страничку и вставил её адрес в подпись, которую использовал в хайку-рассылке.
Фотография прыщавого юнца с идиотской ухмылкой произвела большой эффект. «Я думала, ты профессор-филолог, лет за 40, а ты… ты похож на моего младшего брата!» – писала одна англичанка. Ей вторили ещё несколько разочарованных.
Хуже того, оказалось, что половина участников Shiki List до сих пор считали меня не просто пожилым, но ещё и женщиной. В английском языке глаголы не отражают пол говорящего. А моё «Alexey» в подписи очень напоминало «Alexis» – типично женское имя в Штатах.
После выяснения этого казуса одна из участниц рассылки прислала мне большое письмо, в котором умоляла пообщаться с её сыном. Она писала, что назвала ребёнка Алексом в честь Македонского, но теперь пацан подрос, и его сверстники, не знающие истории, всячески чморят его за бабское имя. А парень винит мать. Бедная женщина просила меня рассказать её ребёнку, что в суровой России имя «Алекс» носят реальные пацаны с такими вот бандитскими рожами.
Но откуда же такая разница между нашим и ненашим отношением к виртуалам? Для русских юзнетчиков я был говном в Сети и нормальным чуваком в реале. А с иностранцами – полный оверкиль.
Может, и секрет успеха моих английских текстов лишь в том, что перед этой аудиторией я не раскрылся полностью, никогда не встречался с ними вживую? И те, кто переводит сейчас мои статьи на свой голландский, и те, кто издаёт меня в Японии, – может, они все до сих пор представляют профессора-востоковеда?
Who его знает…
Две обложки
Хотя история с городком на коробке ещё не выветрилась из моей памяти, условия теперь были иные. Чужая страна и далёкие виртуальные знакомые, которым
