кино, в котором только говорят. У них ведь свобода слова, и никто не обязан отвечать за базар. Paroles, paroles… Парни поорали пару остановок, и оба сошли на Crimee, на ходу перекидываясь репликами, выкрикивая их в одном ритме, словно два брата-рэпера, Christos и Antichrist, разминающиеся перед баттлом.
– Красиво! – сказал я.
– Ага, – зевнула Инга.
Она предложила миновать ближайшую к её дому остановку и прокатиться до парка Ла-Виллет, откуда мы совершим вечерний променад вдоль канала Урк, мимо бывшей скотобойни, переделанной в развлекательный центр, мимо узкоколейки “La petite ceinture”, заброшенной лет 90 назад, и того места, где слепая девушка вышла из такси в бессмертном фильме “Ночь на Земле”.
После этого, сказала Инга, придя домой, мы откроем “Plan de Dieu” – План Господа из долины Роны, которое, помнишь, мы собирались выпить той зимой, когда ты с друзьями приезжал читать стихи в клубе “ДаНет”? Конечно, помню, ответил я, это был зимняя сессия кругосветного фестиваля Пляс Нигде. А план божий я случайно разбил о стену в еврейском квартале. Совершенно верно, в Марэ. У тебя хорошая память. Такое разве забудешь? Это место является моей личной Стеной Плача.
Да, ты так огорчился, что мы пошли утешаться в булочную за углом, где пекли самые вкусные претцели на свете. Я только ими и согревалась в свою первую парижскую зиму, когда была неопытной съёмщицей жилья и арендовала квартиру в историческом центре, со средневековыми удобствами, без отопления. Булочная два года как закрылась, и клуб тоже. Всё очень быстро меняется, хотя на самом деле – никаких перемен.
– Ты грустишь?
– Что ты! Я еду в Индию! Какая может быть грусть?
Она застенчиво крикнула в небо: “Я еду в Индию!”
Два пьяницы, сидящих над каналом, помахали нам бутылкой и косячком. Мол, присоединяйтесь.
Курение травы в общественных местах – древняя традиция Ла-Виллет. Когда в ХХ веке хиппи, словно цыгане, разбили в парке свой табор, наркотики были местной валютой. Полиция была бессильна. Как сказал, уходя в отставку, глава жандармерии девятнадцатого округа: бесполезно винтить волосатых – они давно сорвались с резьбы.
Шли годы. Жандармы рождались и умирали. А конопляный ветер свободы гулял над парком, и счастливые люди танцевали рок-н-ролл от кольцевой дороги до площади Сталинград.
Некоторое время казалось, что пипл победил, и веселью не будет конца. Но городские власти всё-таки нашли способ прикончить этот moveable fest. По счастливым людям ударили массовой культурой. За бешеные деньги в Ла-Виллет отгрохали филармонию и Дворец техники с аттракционами.
Эта репрессивная мера оказалась более эффективной, чем полицейские рейды. Тусовка в ужасе рассеялась, когда в парк повалили отдыхающие с детьми и сосисками. Затем подтянулись любители ЗОЖа, которых привлекли новые беговые дорожки и бесплатные тренажёры. Сейчас на берегу канала бегунов от инфаркта гораздо больше, чем пьяниц и торчков. Да и тех половина – иностранцы из хостела у Крымского моста.
– Я ещё застала очаги сопротивления в конце нулевых, – вспоминала Инга. – Странные люди
