очень болит, – пожаловалась дочка.
– Ударилась головой? И сильно? Не разбила? – встревожилась мать.
– Уже кровь не идет, – низким голосом отозвалась Улянида. Она дала Ольге выпить из ложки несколько глотков темно-коричневой травяной настойки. – Это снимет боль.
Улянида поднялась, пристально взглянула на собравшихся, словно лишь сейчас увидела их.
– Она должна до завтра лежать на спине на голых досках, – сказала, глядя куда-то мимо. – У нее повреждена спина.
– Что?! – Мать в отчаянии всплеснула руками. – Она повредила спину? Ходить хоть будет?
– Смотрите. – Улянида повернулась к больной. – Пошевели большим пальцем ноги. Видите?
– Что мы должны увидеть? – дрожащим голосом спросила женщина.
– Пальцы шевелятся, значит, ходить будет, – сказала знахарка, а потом добавила: – Если будет делать то, что я скажу. Хребет я ей вправила.
– Спасибо тебе! Дай Бог тебе здоровья!
Улянида будто не слышала ее слов. Она молча оделась, накинула платок. Не прощаясь, вышла из хаты.
– Я провожу! – подхватился Иван.
– Не забудь отблагодарить женщину! – бросила ему вдогонку теща. – Да не скупись, дай и сала, и яиц, и яблочек сушеных. – Но Иван уже не слышал.
Отец и мать еще немного поговорили с дочкой, пытаясь ее поддержать, но Ольга то ли не любила сантиментов, то ли не привыкла к жалости.
– Говорите уже, чего пришли, – обратилась она к родителям.
Павел Серафимович коротко рассказал о совете Данилы.
– Иван и его старики мылятся идти в колхоз, – сказала Ольга. – Я же не пойду. Да и кто за детьми смотреть будет? Справляться с хозяйством? Я здоровая, но не стожильная. Свою землю, которую получила в приданое, никому не отдам. Это мое последнее слово.
– Чувствую родную кровь, – довольно произнес Павел Серафимович. Он уже хотел прощаться и уходить, но вовремя спохватился: – Чуть не забыл! Здесь детям гостинцы, отдашь завтра, скажешь, что от деда и бабушки. А это тебе наш подарок! – Отец достал из сумки клетчатый платок.
– Спасибо. – Ольга слабо улыбнулась. – Укройте меня, что-то морозит.
Зашла Олеся, чтобы посидеть возле матери.
– Вы идите, – сказала девушка, – я побуду с мамой.
Надежда порывалась остаться на ночь или по крайней мере дождаться Ивана, но дочка отказалась:
– Оставьте меня. Я хочу отдохнуть.
Павел Серафимович кивнул жене: идем! Он хотел наведаться еще к Михаилу. Сын тревожил его больше всего. Черножуковы держались все вместе, а Михаил всегда был как отрезанный ломоть, сам по себе. Все члены их семьи помогали друг другу, поддерживали чем могли, а сын и помощи не просил, и сам с ней не торопился. Будто в нем не течет кровь Черножуковых. Да и хозяин он никудышний, нет той жилки, которая есть у всех близких родственников. Почему он вырос такой? Воспитывались же дети одинаково, росли вместе, на одной земле, а не стал он настоящим хозяином. К сожалению.
