– некие общие «первичные содержания». В ходе богословского рассмотрения разные религии могут быть различены между собой в соответствии с тем, как они выражают в языке эти особые элементы, которые, разумеется, не везде должны иметься в наличии в одинаковой мере. – Независимо от религиоведческих исследований, находящих здесь богатое применение, с христианской точки зрения здесь важен, по крайней мере, тот факт, что богословие святоотеческой эпохи умело интегрировать эту нехристианскую религиозность в ее многообразных содержательных и институциональных формах в единую всеобъемлющую христологически-сотериологическую перспективу. Одна цитата из Августина может служить здесь образцом:
«То содержание, которое теперь носит название христианской религии, имелось также и у древних; нельзя сказать, что оно отсутствовало от начала рода человеческого вплоть до явления Христа. Просто с этого момента истинную религию, которая уже имелась, стали называть христианской религией»[131].
Если поначалу в религиоведении с понятием первоначального откровения связывалось мнение, будто исходно человечество объединял некий «первоначальный монотеизм» как основа религиозности, а политеизм следует интерпретировать как отпадение от этой изначальной религии, то теперь уже давно придерживаются той точки зрения, что содержательная дифференциация и структурное различение религий не позволяют пройти, руководствуясь идеей «первоначального откровения», по такому обобщающему пути в их оценке. Но можно ли сказать, что тем самым заодно покончено с мыслью о «первоначальном откровении» как таковом? {60} Традиционализм XIX в. не позволял в своем строгом понимании традиции уклониться от вопроса о первоначальном «основателе» религиозного как такового. Авторитет «основателя» сообщает традиции ее весомость, и, тем самым, признание той или иной религиозной традиции означает, что обретено некое откровение, «выпавшее на долю “основателя” традиции как носителя религиозного откровения»[132]. Хотя такого сорта «традиционализм» по прежнему можно отвергать, сегодня нельзя уклониться от вопроса о спасении человечества; тем более, что II Ватиканский Собор явно подчеркивает: и нехристианские религии могут стать для верующего путем спасения. К тому же, «те, кто не по своей вине не знает Евангелия Христова и Его Церкви, но всё же ищет Бога искренним сердцем и под воздействием благодати стремится исполнять своими делами Его волю, познаваемую голосом совести, могут обрести вечное спасение. Божественное Провидение не отказывает в помощи ко спасению тем, кто не по своей вине еще не достиг ясного познания Бога, но пытается вести правильную жизнь не без благодати Божией» (LG 16). – Понятие «первичного или основного откровения», принятое сегодня в евангелическом богословии, может, тем самым, иметь значение совершенно независимо от состоятельности его исторической верификации, как рефлексия по поводу «основополагающей мысли о некоем откровении, которое было
Augustinus,
Fries,
