молодым пушком женской промежности, эротично поглаживая между раздвинутых кандалами ног, предрекая вторжение фаллоса именно в эту область девичьего тела, стимулируя ту перед грядущим актом плотских утех для испускающей слюну инфернальной публики. Ыр видел страх и слёзы в её глазах отрицательно мотавшей головы и пристыжено опустил собственный черноокий взор, словно задумавшись о том, как его заставляют сотворить нечто нехорошее с таким прелестным созданием.
– А-а-а-а! – верещал откуда-то сзади напуганный мужской голос.
Ыр вместе с остальными оглянувшимися увидел, как в их сторону подлетает крылатый огромный глаз, не имевший ни рта, ни тела, а только парочку лап, как у некоторых членистоногих, в которых тащил сюда ошарашенного Агыла, также нагого и вырванного из мрака собственной темницы.
– Второго доставили, вот и славно, Калагдатар, – звучал вибрирующий голос Аши, пока тот покружился вокруг трёхногой Ферры и отлетел в зону напротив, не добившись её внимания.
Сосед по месту заключения был брошен на притоптанный песок, с которого спешно поднялся, посмотрев и на демонические отродья вокруг, и на беспомощную светловолосую молоденькую даму, что была перед ним. Похоже, демоны желали устроить здесь не просто соитие с зачатием потомства, а своеобразную оргию.
Аша разглядывала мужественные тела, облизывая тонкие острые зубы. Она ловила немыслимое наслаждение от их похотливого взгляда, от решимости и желания, от проявления тех животных инстинктов, которыми оставались наполнены люди, растерявшие почти всё от религии до дара речи и способности к коммуникации.
Она не знала ни об изобретении языка жестов, ни об играх с начертанными рисунками, считая, что вся цивилизованность людей осталась далеко в прошлом. Куда важнее её заботили их формы поведения и проявление низменных эмоций. А Ыр, глядя на ситуацию, ощущал теперь нечто большее, чем просто первобытное изначальное желание.
В нём просыпались какие-то новые и пугающие его эмоции. Мужчина не желал разделять скованную женщину с тем, кого знал с самой юности. Не хотел, чтобы та была для них общей, не мог даже представить, что Агыл начнёт её касаться так, как хотелось бы касаться ему.
И самым непонятным во всём этом потоке образов Ыр видел то, что принять было непросто, но это было слишком всеохватывающим чувством. Он не просто желал эту женщину. Он хотел видеть её подле себя даже вне понятия сексуального удовольствия, желал прижиматься щеками и губами, жаждал прикосновений к её манящей коже и блестящим волосам, а не просто хотел удовлетворить себя с её помощью. Она представала чем-то большим, чем просто источник всей его внутренней похоти. Такую не хотелось брать силой, видя страх и печаль, хотелось, наоборот, оберегать от всякого зла и ран, освободить из отяготившего плена, видя как она страдает в цепях, и тогда вся его душа сама по себе захотела свободы. Того самого, что он желал для неё – мира без клеток и надзирателей, где люди были бы частью мироздания, а не
