Он уходит. Шатаясь, повесив хвост, словно потерпев поражение в драке самцов. Так оно и есть на самом деле. Мне противно.
– Ты велик, о, Учитель!
Нет сил спорить. Разве прилично великому так мучиться спиной, опираться на столь недостойные ноги? Я слаб и много раз говорил об этом. Но в моих словах предпочитают видеть скромность, а не правду. Стыдно учиться у слабого, а не великого.
Какое заблуждение!
Величие в том, чтобы видеть все как есть, а не в том, чтобы выдумывать то, чего нет. Но из двух объяснений люди любят выбирать неправильное.
Правда пугает. Тяжко видеть все как есть. Горький вкус к этому приобретаешь только в старости. Молодых тянет приукрасить, это у них от страха перепугаться. Вот и Ананда чувствует недовольство, но понимает по-своему.
– Прости, я не собирался причинять ему зло. Видят боги…
Мне стало смешно. Какому богу интересен этот случай с павианом?
– Боги нас не видят, Ананда.
– Не видят? Боги?
– Не хотят видеть. Они заняты собой.
– А что они делают?
– Совокупляются.
– Сово… что?
– Да.
Ананда ошеломленно молчит.
Все-таки я сумасшедший.
Не следует вдруг взваливать на ученика слишком тяжелых знаний. Нужно давать их по кусочку, медленно. Если не собрался помирать, конечно.
Я трогаю его за плечо.
– Идем. Мы не поспеем в Косалу.
Ананда приходит в себя.
– Не успеем, гуру.
Я сказал о неуспевании как о вероятности, он – как о неизбежности.
– Встретим их по дороге, – со старческим упрямством говорю я.
Ананда молчит.
Я знаю, о чем он думает. Даже если встретим, мы их не остановим. И он прав, я слишком слаб для этого. Взамен золота и свежих рабынь могу дать только то, что ничего не весит, – слова. Будет счастьем, если перед тем, как убить, нас хотя бы выслушают. А уж о том, чтобы послушали, трудно и мечтать. Мудрецы встречаются не под каждым тамариндом. И слушают их не чаще.
– Возвращайся, – в очередной раз предлагаю я.
Ананда качает головой.
Он всегда гордился своей преданностью. Молод еще. Не знает, что преданность – это способ переложить ответственность за себя на другого. Помимо всего прочего, что тоже есть.
– Преданность себе достойнее, – говорю я.
– Для меня преданность себе – это преданность тебе, Учитель. Одно и то же.
Прекрасно сказано.
И, к сожалению, сказано от души. Возразить нечего. Нужен другой довод.
– Зачем умирать вдвоем, если одного достаточно?
– Чтобы умереть вдвоем. Прости, гуру, без меня ты можешь просто не дойти.
Что ж, карма.
Приходится признать – спорить он научился.
Я
