реальный противовес амбициям аристократов.
Таким образом, политический хаос, царивший в Кастилии XIV века, заметно контрастировал с общественным порядком, гарантированным тщательно продуманной системой управления, преобладавшим в Арагонской короне. Конечно, у кастильцев, как и у арагонцев, имелся свой представительный институт – кортесы Кастилии, которые достигли вершины власти в XIV–XV веках. Но между ними и кортесами Арагонской короны существовали существенные различия, не позволившие им стать такими же эффективными, как их арагонские аналоги, и, в конце концов, фатально подорвавшие их власть. В отличие от арагонских королей, у кастильских королей не было обязательства собирать кортесы с определенной периодичностью, и никто в Кастилии – даже дворяне и священнослужители – не имел права присутствовать на этих собраниях. Несмотря на то что уже с середины XIII века существовало правило, согласно которому король Кастилии, если он желал получить дополнительную субсидию, иначе servicio, обязан был обратиться к кортесам, власть, которую они могли бы иметь благодаря этому, заметно ограничивалась правом короны использовать альтернативные источники дохода. Кроме того, она ограничивалась льготами, освобождавшими от уплаты налогов дворян и духовенство, оставляя городских представителей бороться с короной в одиночку. Но еще важнее то, что кастильским кортесам, в отличие от парламента Арагонской короны, не удалось получить законодательную власть. Теоретически при принятии законов требовалось получать согласие кортесов, но право разрабатывать законы принадлежало короне. Кортесы имели право составлять петиции, но они так никогда и не смогли превратить это право в законодательную инициативу, отчасти из-за нехватки их собственного единства, отчасти из-за их неспособности следовать правилу, чтобы рассмотрение жалоб предшествовало выделению субсидий.
Все это делало перспективы Кастилии весьма туманными, и в начале XV века, похоже, ничто не могло рассеять этот туман. Кастильские короли, с их сомнительными правами на трон, стали пешками в руках магнатов; кортесы, где отсутствовало единство, были неэффективны, правительство – неработоспособно; общественный порядок рухнул, и страна погрузилась в смуту. С другой стороны, в Арагонской короне проблема престолонаследия благополучно разрешилась между 1410 и 1412 годами, и второй король новой династии Альфонсо Магнанимус (1416–1458) возглавил новый этап имперской экспансии, которая дала каталонцам и арагонцам надежный плацдарм на итальянском полуострове. Будущее каталонско-арагонской федерации казалось настолько же светлым, насколько темным оно виделось для Кастилии. Но видимость оказалась обманчивой. За мрачным фасадом гражданской войны кастильское общество менялось, а экономические сдвиги, которые несло с собой развитие торговли шерстью, придавали этим переменам энергию и устойчивать. Если бы удалось установить в стране мир и обуздать аристократию, у Кастилии был бы шанс повернуть свои огромные резервы в новое,
