style="font-size:15px;"> – Живой!
– Охотник наш вернулся!
– Слава Богу!
– Как же мы молились! Дни и ночи напролет!
– Сподобил Господь! Вернул нам кормильца!
Я попытался выдохнуть… и не смог… замер, вглядываясь в эти невероятные лица, на которых глубоко отпечатались все тяготы их долгих и – чего уж греха таить – безрадостных жизней. Они не замечали, но они плакали – как старики, так и старухи, эти закаленные морозом и вечным страхом внезапной смерти суровые люди, что жили в вонючем предбаннике Бункера. Они, черствые, привыкшие ко всему, не ждущие от жизни никаких подарков, никого не привечающие… они плакали. У меня в груди будто лопнуло что-то, и лишь огромным усилием воли я не начал вдруг бормотать что-то глупое и ненужное. От меня сейчас не ждали слов. Вообще ничего от меня не ждали – они просто были рады моему возвращению. Пусть кормилец и с пустыми руками – но вернулся.
Хотя почему с пустыми?
Выждав пару минут, я прокашлялся погромче и, деликатно раздвинув образовавшееся вокруг меня плотное живое кольцо, нагнулся над нартами, дернул за пару веревок и сбросил на пол тушку медвежонка – килограмм шестьдесят, не больше. Хотя этот дополнительный вес мне удалось допереть на нартах уже с трудом – сказывались боль и усталость в перегруженных тренировкой ногах. Но я не мясо хотел показать. Нет. Наклоняясь и выпрямляясь, я коротко и без всякого пафоса демонстрировал доставаемые предметы, тут же передавая их окружившим меня «буграм». Говорить я старался строго по делу, чтобы поскорее убрать обуявшее меня теплое радостное смущение.
– Скамья металлическая, но не сталь, что-то полегче. Прочная. Складные ножки. Вот три штуки такие. Большие, а почти ничего не весят!
Скамейки тут же проплыли над головами и исчезли за спинами, послышались щелчки раскрываемых и встающих на место ножек. Скамейки эти я отыскал в гараже – они явно предназначались для удобства полевых исследователей, судя по еще нескольким находкам.
– Два стола раскладных. По весу чуть больше скамеек.
Столы со странными вмятинами в крышках – вроде как под ноут, если мерить нашими мерками – уплыли туда же.
– Икебаны, – широко улыбнулся, зная, как это порадует стариков. – Три штуки. Любуйтесь на здоровье. Пусть замороженный, но вроде как садик.
– Радость-то какая!
– Цветов радужных в жизни нашей серой прибыло!
– Михайловна! Михайловна! Погоди ты умирать, сползай с кровати – глянь на цветы морозные! Такие красивые! Глянь иди! Хватит кашлять! Хоть одним глазком да глянь перед смертью, сердешная моя…
– Может и отступит смертушка-то! – подхватил кто-то из стариков тоненьким надтреснутым голоском.
– Посуда разная, – продолжал я. – Удобная и практичная.
Передав кружки, тарелки и ложки, не забыл и про то, что сам я нарек бы огромными хрустальными
