пытать, вы же прекрасно знаете, зачем вы здесь и что от вас требую я.
– Мне продолжить повествование?
– Естественно, а иначе я бы не призвал вас.
– Я забыл, на чем остановился.
– На выходе из какого-то ордена… реформаторы или как там у вас, иезуитов.
– Да-да, вспомнил. Это было в 1908 году…
«В тот год, когда архиепископ Жозеф Бильчевский дал молодому капеллану разрешение покинуть орден, Дионисий принял решение уехать во Львов, где, как он знал, есть большая армянская диаспора – а с ней и армяно-католическая церковь, насчитывающая немало сотен лет. Вернувшись в восточную Польшу, отец Дионисий завернул по пути в село Тышковцы. Жажда вновь увидеть родной, до боли знакомый дом, где он родился, где прошло все детство, погулять по знакомым местам, впитывая каждой клеточкой милые сердцу запахи, увидеть соседей, помнящих его еще мальчонком, накрыла теплой-пленительной волной, от растроганных чувств на глаза выступили слезы и тяжелый комок сдавил горло. Дионисия у калитки когда-то богатой, а ныне запущенной фермы встретила мать. Постаревшая, с прядями седых волос, Мария до сих пор сохраняла тот теплый живительный блеск в больших карих глазах, что согревал семью в дни бедствий и отчаяния холодными зимними вечерами. Сын и мать крепко обнялись: как долго прошло со дня их последней встречи? Мария с великой любовью гладила щеки сына темной от загара и трудов ладонью, прижимала его голову к своей сухой груди, орошала слезами и поцелуями его чело.
– Сыночек, ты вернулся домой.
– Мама, – отец Дионисий выпрямился, сверху вниз глянул в ее лицо, – я… я хотел просто навестить тебя.
– Не тереби мое старое сердце, маленький мой. Скажи лишь, что ты вернулся ко мне и мы вместе счастливо заживем здесь, под этой крышей, ведь ты, я знаю, вышел из ордена.
– Прости меня, матушка, но я прибыл сюда как просто гость – лишь бы увидеть тебя, наш дом, погулять по дорогим моему сердцу местам. Ты замечаешь: на мне черная сутана, на шеи колоратка, моя судьба не в бренном мире.
– Это ты прости меня, сын мой, старая стала, не ведаю, что говорю. Ты проходи лучше в дом, а я приготовлю твои самые любимые блюда.
В доме оставалось как раньше: старинная мебель, доставшаяся от деда, выцветшие обои да скрипучий деревянный пол. Единственное, что отметил про себя Дионисий, скатерть и шторы всегда были чистые – и все остальное тоже: Мария хорошо вела хозяйство и убиралась почти каждый день, оттого в их доме по первой не бросалась в глаза нужда, только уют, заключенный в светлых чистых деталях. Святой отец сел за стол – на свое привычное место – напротив окна, откуда открывался живописный вид на фруктовый сад. Мать поставила кексы, разлила в кружки ароматный чай. Какое-то время в комнате висело родное, домашнее молчание, прерываемое лишь щебетом птиц за окном да звоном ударяющих о чашки ложек. Спокойно, умиротворенно стало на душе Дионисия,
