всё в дневник запишу! – пообещала я. – И буду потом всем про вас рассказывать!
Правозащитница побагровела от гнева, и теперь уже всё ее лицо, а не только нос, стало красным. Она опрометью метнулась в кабинет и вышла оттуда с паспортом. Оксана трясущимися руками сунула его в карман.
– В этом доме ты хуже всякой рабыни, Полина. Беги отсюда! Спасайся! Храни тебя Господь! – уходя, прошептала она.
Заглянув к Аксинье, я поняла, что счастье всегда гдето рядом: больная отыскала спрятанный Львом Арнольдовичем шампунь с запахом яблок. Допивая его, Аксинья начала улыбаться.
Глубокой ночью Мяо Цзэдун и Мата Хари вскарабкались в гостиной на иконостас и, обхватив лапами иконы, крутанули сальто в воздухе, после чего грохнулись на пол. Кошка отпрыгнула под диван, а кот икону из лап не выпустил и, приземлившись, начал ее скрести.
– Брысь! – сказала я, делая записи в дневник.
Мяо Цзэдун возбужденно мяукнул, подняв голову на свет фонарика, которым я его ослепила, а дети от грохота проснулись.
Лев Арнольдович забежал к нам, поднял иконы с пола, дернул кота за хвост и выбросил в прихожую.
– Завтра суббота! – напомнила я хозяину дома.
– Вот и посидишь с детьми! – грозно сказала Тюка. – И полки книжные починишь! – В полтретьего ночи она мастерила в прихожей новый транспарант.
– У меня выходной! – повторила я.
– Ты совсем не вникаешь, Полина?! – возмутилась она. – Я занимаюсь делами государственной важности! Мне завтра на Пушкинскую площадь! Ты тоже обязана ненавидеть Путина!
– Молока нет, – тоскливо напомнил супруге Лев Арнольдович.
– И хлеба, – поддержала его Глафира.
– Лучше бы вы с детьми поиграли, Марфа Кондратьевна! – вырвалось у меня. – Или покормили их!
– Я диссидентка! – надменно ответила Тюка.
– Понятное дело, – заметила я вскользь.
– А ты, наглая девка, принцессой себя считаешь? – возмутилась Марфа Кондратьевна.
– В смысле?!
– Я читала в журнале отрывок из твоего дневника. Ты подписалась «Принцесса Будур»! Ты считаешь, что пишешь как принцесса?!
– О боже! – вырвалось у меня.
– Чем ты покормишь нас завтра, о Тюка-диссидентка? – съехидничал Лев Арнольдович.
– Идите вы все! – заорала Марфа Кондратьевна. – Путин во всем виноват! Рыба гниет с головы! Поэтому в доме нет молока и хлеба!
Из-за стены послышались отчаянные проклятия соседей, которые пожелали, чтобы Марфа Кондратьевна оказалась на виселице.
В субботу утром Лев Арнольдович, так и не дождавшись от супруги денег на продукты, одел Аксинью и повел в лес. После ходьбы на пятнадцать-двадцать километров больная успокаивалась и не просила есть. Плюс транквилизаторы, конечно. Лев Арнольдович признался, что держит их в ящике секретера под замком.
Марфа Кондратьевна упорхнула,
