style="font-size:15px;"> Как это сделать, пожалуйста, скажи, как это сделать?! – закричала она, прижимая трубку к уху.
Переведи часы! – донесся до нее голос издалека, он прозвучал совсем тихо, но она услышала его.
Сельма подождала еще, но в трубке снова воцарилась жуткая тишина. Она повесила ее, и в эту секунду проснулась.
Как ни странно, несмотря на большое количество выпитого, ее сознание было ясным, и она отчетливо помнила все, что видела во сне. Сельма села и посмотрела на свои маленькие часики, а потом решительно перевела стрелку назад, на половину седьмого утра. Чайник был горячим, магазины открыты, значит, это не могло случиться раньше.
Сельма ждала, но ничего не произошло. Часы показывали половину седьмого, а она по-прежнему сидела на лужайке.
Так значит, это был просто сон! – вздохнула она.
Еще несколько дней жила она своей новой жизнью, одинокой жизнью единственного человека на Земле, думая, что теперь она не более одинока, чем в некоторые минуты своей прежней жизни, ведь можно и находясь в толпе людей, чувствовать себя абсолютно одиноким. Но все-таки, она никак не могла забыть свой сон, все чаще и чаще она думала о нем. Тот голос не мог обмануть, он говорил правду! Наверное, она сама сделала что-то не так. Но что именно?
Сельма, Королева фей, – прервала свой рассказ Мелинда, – Не раз признавалась мне в том, что и ее память уцелела не полностью. Например, она не может сказать, какого числа был день ее рождения, то есть День, Когда Все Случилось. Она не может вспомнить, сколько мне было лет. Не может вспомнить, в какой именно стране Прежнего мира мы жили, и названия города она тоже не помнит. Единственное, что она помнит, это высокую башню с часами, ту самую башню, которую она очень любила и на которой и вознамерилась перевести часы.
Сельма не помнила, как добралась она до башни, как смогла проникнуть внутрь, видимо кто-то свыше покровительствовал ей. Она не помнит, как разбиралась с часовым механизмом и как считала насколько именно нужно перевести стрелки назад. Она помнит лишь, как стрелки показали половину седьмого и как она ждала. Помнит, как спустилась вниз и смотрела на бледно-желтый циферблат, и как стрелка медленно подползла к семи. Помнит, как говорила с этой башней и с таинственным голосом, умоляя исполнить ее желание, помнит любовь к дочери и внучке, которую чувствовала в этот момент, и как, когда стрелка остановилась на отметке семь, раздался бой часов, нарушивший абсолютную тишину. Все вокруг закружилось и исчезло, и она увидела своих родителей, которые обнимали ее, обоих мужей, радостно махавших ей руками, свою дочь Марианну, а потом исчезли и они, и Сельма очнулась.
Она лежала на горячем желтом песке пустыни, расстилавшейся повсюду. Не было ни башни, ни города, ни Прежнего мира. Не было ничего, только она и песок. И на ее руке все еще тикали часы.
Женщина поднялась, чувствуя, что силы покидают ее, и пошла вперед, сама не зная, куда идет. Она не помнит, как долго брела она по пустыне, пока, наконец, что-то не сверкнуло
