поляки разворачивают коней. Первая атака отбита, но это еще не конец. Оружие заряжено, и линия мушкетеров начинает движение. Гренадеры подхватывают «козлов» за нарочно приделанные лямки и несут, готовые при необходимости вновь огородиться ими. Пикинеры, блестя доспехом, идут следом, подняв пики. Пушкари, впрягшись в постромки, тянут свои пушки. Да какие это пушки? Так, пушечки! В любом другом деле, скажем, в осаде вражеской крепости или в стрельбе по кораблям, от них было бы совсем мало толку. Но при стрельбе картечью в упор они производят страшные опустошения в рядах противника.
Тем временем Одзиевский привел в порядок свои хоругви и вновь попытался атаковать. Да что же это такое, они что, стальные? Поляки перли вперед так, что хотелось подумать, будто не было страшных потерь от ружейного и артиллерийского огня. Вот грянули мушкетные залпы, вот опять брошены «козлы» под ноги дорогих скакунов, какими славится польская кавалерия. Вот пушки прорубили картечью длинные просеки в польских хоругвях. Но ничто не может остановить этих отчаянных смельчаков, и вот-вот скрестятся польские сабли и мекленбургские пики. И тут в дело идет последний козырь моей пехоты. Гренадеры уже запалили фитили своих гренад, и «чертовы яблоки» (как их называют мои солдаты) летят в немногих прорвавшихся шляхтичей. Прекрасно выезженные кони выдержали мушкетную стрельбу и пушечные залпы. Они донесли своих всадников до врага сквозь все препятствия, но рвущиеся рядом гренады – уже чересчур даже для этих благородных животных. Они шарахаются в сторону, взвиваются на дыбы и сбрасывают своих седоков. Это все, вражеская атака отбита, и на отхлынувшую польскую кавалерию устремляются мои кирасиры, драбанты и рейтары. Они настигают деморализованных противников и рубят их саблями, выбивают из седел выстрелами из пистолетов. Одна хоругвь все же сохраняет строй, и ее командиры пытаются развернуть ее для контратаки. Увы, сегодня не их день. В зарослях леса уже заняли позицию мои русские стрельцы во главе с Анисимом. Дружный залп в самую гущу уже колеблющегося врага – и его воля к сопротивлению сломлена. Немногие сохранившие хладнокровие пытаются взять стрельцов в сабли, но они, в отличие от разрядивших оружие мушкетеров, не беззащитны. Подхватив бердыши, Анисим и его люди смыкают ряды и ловко отбиваются. Это уже агония, и вскоре мы объединенными усилиями загоняем последних оказывающих сопротивление поляков в их укрепленный лагерь.
Это был первый бой, когда я не лез очертя голову впереди своих людей, а руководил им со стороны. Все получилось как нельзя лучше, но хорошо начатое дело необходимо так же хорошо закончить. Поляков еще много, оружия у них тоже в достатке, и если я пошлю своих людей на штурм, то потерь будет предостаточно. Ну нет, мы пойдем другим путем, и вновь на прямую наводку выкатились пушки, на этот раз заряженные ядрами. Парламентер поинтересовался у осажденных – не желают ли благородные господа сдаться? Господа не желают, и пушки вновь сказали свое веское слово.
