emphasis>В ней плачет усталая пуля,Которая так хотела
Всего лишь летать, как птица…»
Белое предисловие
Снег плотно валился на Окуловку четыре дня. Работнички наверху весело подгоняли огромную белую баржу с тяжёлым грузом и дружно опрокидывали её прямехонько на маленький испуганный посёлок. Сразу же ещё одну. Ещё. На подходе следующая. Небесные дворники работают без перерывов.
Сверху хорошо видно, как нарисованные улочки и квадратики домов кто-то методично стирает белым ластиком, медленно превращая ещё вчера тёплую жизнь в листок обычной белой бумаги.
Снег падал гимном свинцовой тучи, ломались ноты, сбиваясь в кучи, ломились крыши под гнётом белым, снег падал в спящих, сливаясь с телом… В бессильной злобе стыли печи. И гасли свечи. А снег был вечен.
Снегом засыпало всё. Даже сказки, которые читали затихшие взрослые своим испуганным детишкам. Некоторые сюжеты не выдерживали белой тяжести и разваливались: Золушке пришлось ехать на бал в валенках, Колобок вообще отказался выкатываться из дома – «что я, круглый дурак, голяком по сугробам кататься», – Снежная Королева, забрав Девочку со спичками из соседней сказки и бросив бесполезные сани, пересела на 182-й скорый «Москва – Мурманск», но и он, бедняга, дёрнулся судорожно пару раз и застыл под заледеневшим глазом светофора.
Из запотевших купейных окон был виден засыпанный снегом полковник Аурелиано Буэндиа, стоящий у вокзальной стены в ожидании окончания невиданного снегопада, с другой стороны платформы Маленький Принц уже час не отрываясь наблюдал, как на его ладони исчезают снежинки, вот она какая – настоящая эфемерность.
В соседнем купе тихо плакала Маша, наблюдая, как безжалостная метель в который раз хоронит попытку бедного армейского прапорщика стать счастливым.
Где же ваша кружка, Александр Сергеевич, давайте по пятьдесят, коль вы тоже здесь, в этом остывающем скором 182, постепенно превращающемся в Веничкину электричку «Москва – Петушки».
От традиционных литературных такпринятостей можно смело на четыре дня отказаться. Прости, принц, знаем – валенки подходят на любую ногу, так что включай сердце, не ошибёшься…
А заваленные наглухо двери и окна всем остальным подарят удивительное чувство полета. Пусть всего на четыре дня, нам хватит.
Что ж, почитаем и полетаем!
Унесённые ветром
Вчера письмо от Бога получил, ответ на просьбу развеять появившиеся в моей голове сомнения. Откуда они там появились – не знаю. Могу только предположить, что есть такой специальный ветер, раздувающий подобные сомнения по всему белому свету, и, похоже, существуют головы, в которых этот самый ветер нагло позволяет себе гулять. Я даже догадываюсь, откуда этот ветер дует и зачем. И если я прав в своих догадках, то большое человеческое спасибо Тебе, Бог, за проявленное ко мне уважение в виде красивого конверта со штампами небесной канцелярии. Мне нравится, когда меня не окунают с головой в купель готового решения, как мне следует жить в этом мире, а дают возможность самому во всём разобраться.
Пока я расписывался в получении неожиданного послания, лохматый почтальон решился всё-таки аккуратно выдавить мучивший его вопрос:
– Скажите, а это правда от Него? – кивнул он осторожно на небо.
– От Него, – ответил я и, поблагодарив испуганного лохматика, забыл закрыть дверь.
«Странно все это, – подумалось мне, – человек всей душой своей верит в существование Бога, в его Безначальное Величие и Бесконечное Могущество, но при этом категорически отказывает Ему в способности повторять обыкновенные человеческие заурядности. То есть что получается, вершить судьбы миллионов людей, обустраивать рай и ад, сражаться тысячи лет с войском Сатаны – это дело обычное и привычное, а вот набросать пару строчек на белый листочек, лизнуть конверт божественным языком, заклеить и отправить письмо обыкновенному учителю английского языка из Москвы – на это уже веры не хватает? Это может даже покачнуть обидчивую веру, а то и свалить вас самих в атеистическую компостную яму. А что тут такого обидного, ну почему, скажите мне, Бог не может после чашечки кофе или даже, прости господи, рюмочки кагора ответить на мой вопрос? Разве сама суть его не в том, чтобы отвечать на вопросы миллионов? И разве я не один из этих миллионов?»
Зашёл в комнату. Вскрыл конверт. Вспотел от волнения… Раскрыл листок… А там… Всего два слова… Перечитал… В принципе, если из многостраничного ответа потребовалось бы оставить всего два слова, сохранив при этом суть, то это были именно эти два слова. Всё божественное просто!
Грохот снаружи споткнул мои мысли, выглянув в окно, я увидел обморочное тело почтальона на ступеньках и понял, что рассуждал всё это время вслух. И, похоже, громко. В этот раз очень уж громко,
