я-то думаю, чего он всё на ферме-то ночует! Прямо поселился тут! – махала ручищами мамаша. – А он вот тут с кем кувыркается!
Глеб покраснел. Он пытался что-то сказать – но в такой мощный монолог нельзя было воткнуть ни одно постороннее слово-веточку. А мать распекала Глеба. И меня тоже. Но я нагло молчала – вот такая я теперь стала побарабанистая.
И к тому же мне было очень интересно – ведь я видела, что прежде всего селянкой движет любопытство, а не гнев. С кем это тут живёт её сынуля? А вот с кем – с некой дамой, примерно её ровесницей. Ну года на два-три она была меня старше, не больше.
Так. Мать вопила, муж топтался, я наблюдала за компанией и интригующе молчала, а Глеб… Я заметила, что Глеб давно уже мог бы возразить и заявить, что я тут просто так, что ничего он со мной не живёт. Но он упорно не отрицал этого. Я догадалась – и весело улыбнулась ему. Милый какой. Очень хочет показать матери, что взрослый, что имеет право жить с женщиной. Хоть с какой…
Ну да ладно.
Глеб и мать наконец начали диалог. О чём – я не слушала. Сидела себе, накрывшись одеялом, и думала. Уезжать надо – и Глеба хватит подставлять. И вообще. Новое знание о себе открывало неожиданные возможности. А ещё говорят, что в жизни, в отличие от компьютерной игры, нет уровней. У меня оказался. Я вышла на какой-то неожиданно новый. И явно сохранилась. Чудесно!
Когда мать с мужем удалились наконец восвояси, Глеб хотел извиняться. Но какими словами – не знал. За что мне было его извинять?
– Всё нормально, – сказала я Глебу.
Хороший он, милый человек. Я смотрела на него – и душа наполнялась какой-то простой и ясной радостью. «Дай Бог тебе невесту хорошую!» – подумала я про него. И предложила укладываться спать.
Спать. Да, улеглись мы спать. Глеб уснул – тихим бесхрапным своим сном. Как умеют спать, наверное, только такие вот юные люди. И наверное, любимые мужчины. Потому что все мои мужчины нелюбимые храпели. Может, в этом самом храпе есть что-то знаковое? Это показатель или моя фобия? Не важно. Не знаю…
Мне, в отличие от маленького Глеба, уснуть не удалось. Наверное, кто о чём – вшивый о бане, а одинокие женщины о физиологии, но ощущение у меня было такое: счастливый непрекращающийся оргазм мозга. Так, наверное, чувствовали бы себя Гитлер и его друзья, если бы им удалось перебить ВСЕХ евреев, цыган и славян; то же самое ощущал бы Александр Македонский, если бы сумел покорить ВЕСЬ мир.
Передо мной был тоже мир – и тоже ВЕСЬ! Жизнь моя казалась теперь настолько осмысленной и прекрасной, что хотелось… Да, хотелось немедленно снова полетать! Я даже вскакивала два раза со своего лежбища и бросалась к двери, но Глеб оба раза просыпался. Перед ним мне почему-то было неудобно, я возвращалась на место. И ждала утра.
Оно наступило. И я принялась собираться.
Когда Глеб вернулся с коровника, я сообщила ему, что уезжаю в Москву. И попросила у него денег на билет.
У Глеба был замечательный характер. И какая-то
