которых выглядывала цепочка от круглых часов-луковички. Видимо, он считал такой облик очень представительным.
Я устало вздохнула:
– Хосс, сколько можно тебе повторять, что я не рисую красками.
А про себя подумала: пусть это и не совсем правда, но ты об этом никогда не узнаешь!
– И вообще, – продолжила я. – Ты опять зависал над кастрюлей с грогом? Пьяница!
– Ик! Я тебе не верю-ю-ю… – не унимался дурной призрак.
На моих руках начали собираться недовольные темные тучи.
– Йованка! Сидра нам! – раздался громкий мужской голос от столика, где сидели пираты.
– Да, и пунша! – поддакнул второй бас.
Я зыркнула в их сторону:
– А не многовато, ли вам, ребята? На сегодня ваши порции закончены!
– Но… – попытался отстоять свой заказ Кольт, однако, его сразу остановили его же товарищи.
– Стой, смотри, уже грозовые появились.
И правда, на моих руках, точнее на коже, вовсю собиралась гроза и сверкали первые молнии. Вот как вы думаете, легко жить, когда ваши мысли рисуется на вашем теле, м-м-м?
– Тогда нам еще сливового пирога, – смиренно произнес первый голос. – Пожалуйста.
Я хмыкнула:
– Хорошо, сейчас.
На самом деле, они были хорошие, простые моряки, а пиратами называли себя, потому что им нравилось, как это гордо звучит. Они еще ни разу никого не ограбили и не напали, но очень любили порассуждать на тему разбоя: как бы лихо они взяли кого-нибудь на абордаж, если бы, конечно, представилась такая возможность.
Ко мне они приходили, впрочем, как и остальные посетители, чтобы отведать пирогов и выпить по одной положенной кружке грога, пунша или глинтвейна. Хмельные разборки мне были совсем не нужны, в моем тихом кафе.
Эти «грозные» пираты на самом деле плавали на воздушном корабле и занимались сбором облаков. Это было сейчас довольно прибыльное занятие, ведь холодильные шары были всем необходимы. Продукты имеют свойство портиться и от этого никуда не денешься.
Но что отличало их команду и было большим плюсом, это свойство рук Берима, достаточно крупного неразговорчивого мужчины с добрыми глазами. Он мог трогать абсолютно ледяные вещи, в том числе облака, т.е. ему были не нужны огромные неудобные рукавицы, замедлявшие работу. Он голыми руками отрывал куски облаков, сжимал их до размеров небольших мячиков и складывал в корзины. Затем эти шары продавались в городе для заполнения холодильных шкафов. Одного шарика хватало на пару месяцев.
Мне нравилось, когда ребята приходили. Всегда можно было ожидать от них новую историю, ведь они заплывали довольно далеко по небу и видели другие материки и города, а также их необыкновенных жителей.
К прилавку прихрамывая на одну ногу и опираясь на трость, подошел Дядюшка. Старый енот просил называть его именно так. Его усы уже были совсем седые. Он так и не признался мне, сколько ему лет. Роста в нем где-то 1,20м. Круглый животик прикрывал вышитый жилет из темно-винного бархата, который дополняли коричневые холщевые штаны. Он так и не смог с ними расстаться с тех времен, как работал водителем трамвайчика. Обувь еноты не носили. Когти, сами понимаете.
– Ну, что, наш красавец снова захмелел? – с ироний спросил Дядюшка, поглядывая на рыдающее и икающее облачко. – Помощничек!
– Да, – я снова вздохнула, но тучи уже убежали с моих рук, заменившись привычными желтыми розами. – Он опять надышался грогом. Знает ведь, чем это может закончиться!
Енот засмеялся глухим голосом:
– Ладно, Йованка, не сердись. Давай мне пирог, я отнесу.
– Нет, что вы, я сама, – забеспокоилась я.
– Не тушуйся, давай! – только улыбнулся дядюшка в ответ.
Я подала через прилавок ароматное блюдо:
– Вы меня всегда так выручаете.
– Будет, будет тебе! – снова по-доброму засмеялся енот и отправился с пирогом к столику моряков.
Я не знаю, чем я заслужила такого друга и его доброту. Два года назад он был первым посетителем в моем кафе. Я тогда только в очередной раз переехала и была словно серая моль. Дядюшка сразу облюбовал себе один дальний столик у стены и стал приходить каждый день вместе с газетой или книгой. Пока он сидел так, в маленьких очках на носу прицепленных к цепочке, разбирая слова уже подслеповатыми глазами, мне казалось, что все будет хорошо. Даже у меня, все может быть хорошо.
И как сильно врезался в память тот момент, когда Тимо снова пытался меня «по правильному» рассмешить, а Дядюшка потом подошел и очень тепло сказал
