притяжения, впорхнула на сиденье рядом с водителем.
Решетников опять закурил и в полном молчании повернул ключ зажигания. Так, не произнеся ни слова, они доехали до какой-то пятиэтажки за городом.
– Здесь я когда-то жил,– ввел Альку в курс дела Валентин.
Дальше им слова вовсе не понадобились. Их желания совпали, риск сделал связь пикантной, а влечение прямо каким-то сумасшедшим.
Когда Алька вернулась домой, я поняла все с одного взгляда.
– И что теперь?– спросила я ее.
– Не спрашивай, откуда мне знать, что будет дальше? Может, нас сожгут, может, утопят. Какая разница? Я готова умереть за свою любовь.
…Алька порхала по квартире, все время мурлыкала под нос какие-то никем не написанные мотивчики. Разговаривать с ней было невозможно, все ее интересы сузились до одного метра семидесяти сантиметров с голубыми глазами и светленьким чубчиком. А если я ее усаживала за учебники, она смотрела в них бессмысленным взглядом, не видя букв. Будто совсем читать не умела. Приближалась последняя сессия, потом госэкзамены, а с ними катастрофа. У Альки не все зачеты были сданы, а она не выказывала никаких признаков беспокойства. Хоть бери справку о невменяемости подруги и переноси ей госы на следующий год. Я не знала, что можно предпринять.
В университете подруга появлялась только со мной за руку, были бы наручники, я бы ее к себе пристегнула. О Валентине я без раздражения слышать уже не могла.
Как-то столкнувшись с ним у нашего подъезда, я спросила:
– Слушай, герой-любовник, у тебя командировки бывают?
Окинув меня ленивым взглядом, Решетников поинтересовался:
– А в чем дело?
– Покинь этот город на время, пока Алевтина сессию сдаст, прошу тебя.
– Да сдаст она все, мама-Вася,– отмахнулся чужой муж.
– Понятно, – вздохнула я и прошла мимо.
Алькино будущее беспокоило только меня. Жаловаться на нее было некому, родителей Алевтины уже не было в живых, а всем родственникам она давно внушила мысль, что ее жизнь не касается никого, кроме нее самой. Да и что они могли сделать?
Незаметно прошел Новый год, не оставив в памяти ничего, кроме Алькиных истерик. Уже на следующий день после праздника я бегала, хлопотала, договаривалась в деканате и на кафедрах и выбилась из сил, а Алька принимала команды только с одного пульта.
Отчаявшись, я пригрозила ей, что пожалуюсь Черных. Она испуганно вытаращилась на меня и тихо спросила:
– Неужели ты в самом деле сможешь это сделать?
– Не знаю, но лучше не проверяй.
С этими словами я вручила ей лекции по прокурорскому надзору, поставила рядом с ней чашку кофе, будильник и предупредила:
– У тебя есть десять часов. Утром экзамен. Сдашь – твое счастье. Не сдашь – я сдам вас.
Алька косила на меня черным глазом, хмурилась, но собралась
