поглаживая зверька на своих плечах костяшками пальцев.
– Наемник всегда победит благородного, как усердно бы того не учили. Как волк загрызет пса. Сейчас уже все не то… совершенно не то…
Кайрис невольно фыркает.
– Что, не осталось наемников?
Крысятница, улыбнувшись, опускает голову.
– Наемники были и будут, как и войны. Но как танцевать разрешили всем – выступать стали все бродяги и странники. Неплохо, но совсем не так.
Кайрис чуть вытягивает шею и спрашивает слишком быстро, выдавая свою заинтересованность:
– И кто может стать наемником?
– Кто угодно. Только сначала нужно учиться…
Крысятница рассеянно смотрит на стол и сгребает монеты в горсть, чтобы протянуть их Кайрис. Та соображает не сразу. Заторможенно отдает мазь и, спрятав монеты в мешочек на поясе, отправляется обратно. Сердце бьется часто-часто, будто птичка в клетке, потому что Кайрис внезапно осеняет. Зачем ждать сна, чтобы вновь испытать радость боя, если есть путь намного проще? Она станет самой сильной, насладиться этим, а потом, однажды, сможет и отомстить. Ей нечего терять, потому что у нее ничего и нет, а смерть Кайрис давно не пугает. Если это плата – она готова платить.
В доме почти оглушающая тишина. Настолько, что, если уронить иголку, этот звук прогремит в голове колоколом.
Кайрис стоит напротив окна, и слабый ветер колышет занавески, искажая вышитые на них символы, и проникает внутрь, обжигая своим касанием лицо. Почти пугающе тихо. Даже за окном слышно только, как слабо шелестят листья. Кажется, Кайрис даже может различить суматошное биение собственного сердца, почти болезненно ударяющегося о ребра. Она стоит, прикрывая глаза, и веки мелко дрожат, как и пальцы, сжимающие деревянную рукоять ножа. Самого обычного, кухонного, которым режут хлеб и чистят картошку. Кайрис делает глубокий вдох, и он застывает на ее губах. Может, еще есть время передумать?
Пальцы крепко сжимаются вокруг рукояти, и она понимает, что уже давно все решила. Лезвие скользит вверх, следуя за ее рукой, мимо груди, мимо шеи, пока не замирает у затылка. Раз, два… главное не свернуть назад. Кайрис жмурится, натягивая волосы второй рукой, и начинает резать. Сперва это получается с трудом. Рука дрожит, и нож срывается, криво скашивая половину. Но, приноровившись, Кайрис начинает орудовать ножом все быстрее и быстрее, жалея, что у Крии нет ножниц. Темные пряди падают на пол витками-змеями, и ворсинки облепляют кожу. Несмотря на испытываемые неудобства, Кайрис чувствует только радость. Это следовало сделать еще давно.
Рука начинает неметь, и движения становятся рваными, но Кайрис, сцепив зубы, не останавливается, пока не укорачивает волосы почти под корень. Опустив нож на пол, Кайрис проводит ладонью по лицу – а потом, не утерпев, по затылку. Ощущение непривычное. Голова кажется какой-то легкой, а волосы топорщатся под пальцами, как собачья шерсть. Чувствуется, насколько неровно вышло, но это совсем неважно. Пару мгновений Кайрис просто
