або, и того пуще, самоката, и даже избежать постановки «на счетчик»!
За годы службы в трех портах Агафон неоднократно заглядывал в игорные заведения, зело затратные для клиентуры, где просаживались особливо крупные суммы, однако боле приглядывался, нежели проигрывал. И постиг он на чужих примерах, равно и при публичном изобличении мошенников, самые ходовые способы жульничества при игре в кости.
А именно: подпиливание одной или нескольких сторон кубика, дабы малозаметно для несведущих приобретал он форму кирпича вместо изначального куба; свинцовое грузило в просверленном в одной из сторон отверстии; тайное причинение граням вогнутости або выпуклости или закругленные грани некоторых из их; слегка выступающие ребра одной из граней; дублированные цифры на противоположных сторонах кубика. А по оснащении бесчестного мухлевщика чем-то подобным, начиналась «ловкость рук», сопровождаемая виртуозной техникой бросков на гладкое покрытие, с незаметной для прочих игроков переменой подлинных костей на «самопальные», для чего те подложные находились до поры внутри ладони, скрытно удерживаемые до момента подмены подушечками ея.
«Играя помалу и рано выбывая, сосредоточусь на наблюдении, – рассудил он. – Ибо и на соседних столах найдутся алчные малоумцы. Разобравшись же, кто жулит, превыше прочих, однажды подсяду к нему, дабы проиграть наверняка, и просажу сразу три солида!
Вслед впаду в отчаяние, выдирая власа из брады, точно на похоронах, ведь одобряется сие у мужей, наряду с обязанностью достойных ромеек – царапать в знак скорби щеки. И обозначу, будто случайно, род своих занятий в порту. Авось, и клюнет нужный мне негодяй…».
Не прошло и двух месяцев, расстался он с тремя солидами, добавив к ним – в дополнительный урон, и серебряный браслет для вящего правдоподобия.
Дале он пришел в зримое душевное потрясение и выдрал от непереносимого огорчения с пару десятков волосьев, цепляя с каждого края поочередно, поровну и избирательно, ведь дорожил своей ухоженной брадой и не желал причинять ей явного урона.
И выдал не по возрасту пылкую тираду, восклицая: «Увы мне! Не в том печаль, что проигрался – с кем не бывает! А в том, что я, бывший морской офицер со знакомствами среди начальствующих, поддался игре! При том, что состою контролером графика судовых перевозок на седьмьнадесять островов, включая и шесть из них, где пребывают войсковые гарнизоны. И нанес сим пятно на сию достойную должность, для коей непростительны зряшные упования …
Отныне стыжусь занимать ее, и в наказание себе за непростительную оплошку, решусь навсегда покинуть службу и удалиться из пределов Абидоса. Пущай меня заметит иной, неуязвимый для соблазнов …».
И не тая сокрушения, покинул он логово подпольного азарта, заранее предполагая, кто поспешит вслед.
Ведь давно приметил Агафон, что сей, подобно ему самому, боле вглядывался да прислушивался, неже играл, просиживая в оном подвале
