лет в СССР из армии предполагалось демобилизовать и возвратить к мирной жизни около 8,5 миллионов человек…
Прошёл май, потом июнь, наступил жаркий июль. Из Красной Армии уволили большую часть военнослужащих мужчин и женщин, кроме войск Дальневосточного, Забайкальского фронтов и Приморской группы, из женщин не уволили лишь радисток, телефонисток, служащих ПВО и медицинских работников. И это было неспроста. Все ждали чего-то, а вот чего – было непонятно. Не уволенные в запас военнослужащие зашептались в полках, штабные офицеры стали нервными и пресекали любые разговоры о долгожданной демобилизации. Народ устал воевать и, как всегда водится, если что-то непонятно, он начинал роптать, стали появляться всевозможные слухи. Через три дня всем стало ясно, что демобилизация некоторых воинских частей откладывается на неопределённое время. В полках объявили боеготовность номер один и ночами, почти не объясняя причин, стали тайно перебрасывать военные соединения к ближайшим железнодорожным станциям.
Ещё два года назад, на Тегеранской конференции в 1943 году, впервые состоялся разговор о вероятных преференциях, после грядущего разгрома Японии, для территориальных прав СССР на Дальнем Востоке. Советский Союз, денонсировавший в апреле 1945 года советско-японский Пакт о нейтралитете, подтвердил на Берлинской конференции свою готовность вступить в войну против Японии в интересах быстрейшего окончания Второй мировой войны. Согласно данному обещанию Сталина, СССР должен объявить войну Японии через три месяца после конца войны. Но Сталин в середине июля отбыл на Потсдамскую конференцию, а кроме него никто не был уполномочен решать такие вопросы. На Потсдамской конференции обсуждались вопросы предстоящей войны с Японией. Главам правительств США и Великобритании было крайне важно получить личное подтверждение от Сталина, что СССР вступит в войну с Японией, и они его получили. На Дальний Восток, тайно, начали перебрасывать значительные воинские силы. За короткий срок, было переправлено более 400 тысяч фронтовиков к границам Северной Маньчжурии. В начале июля ещё никто не знал, что 7 августа Сталин и начальник Генштаба А. Антонов подпишут Директиву Ставки ВГК № 11122 главнокомандующему советскими войсками на Дальнем Востоке, приказывая трём фронтам (Забайкальскому, 1-му и 2-му Дальневосточным) начать 9 августа боевые действия против Японии.
Группа подполковника Александра Шульги, после прибытия в Москву, была отправлена в санаторий под Рязанью на отдых. Вся группа в предвкушении ждала демобилизации, но рано утром 30 июля неожиданно, в дверь номера санатория, где Шульга и Раечка все ещё нежились в постели, настойчиво постучали и на пороге предстал не выспавшиеся и злой генерал Григорьев. Он шагнул за порог, нервно сдёрнул с головы фуражку и не объясняя ничего, сходу потребовал водки. При этом он краем глаза успел заметить, что Раечка, с открытым от удивления ртом, стоит посреди комнаты в чём мать родила.
– Так, прекратите это голое безобразие, – я понимаю капитан Симонова, что вы обладаете самым совершенным телом в мире, но я слишком стар, чтобы оценить ваши изящные пропорции. Есть дела посерьёзней. При этом он подмигнул Шульге и за спиной поднял большой палец вверх. Раечка ойкнула, сначала присела, что стало ещё хуже, потом лихорадочно заметалась по телу руками, пытаясь прикрыть свои прелести, что было совершенно бесполезно и через мгновение сообразив, кульбитом переместилась на кровать и зарылась в простынях.
Шульга недовольно пробурчал, – Твою же мать, утро перестаёт быть относительно добрым, откуда вы товарищ генерал? Я вот не понимаю, как вам это удаётся, делать так, что, как только в мире что-то случается, а в этом я уверен, то крайним всегда остаюсь именно я? Ну прямо у вас талант какой-то! Дед, к чему такая спешка, а – вестник всех наших несчастий?
– Откуда, откуда? Да из Москвы вестимо, будь она неладна, дай водки, иначе меня сейчас кондратий схватит. Раечка, замотанная в простынку, поднялась с постели и из тумбочки достала початую бутылку водки, Григорьев вырвал её из рук девушки и прямо из горла начал жадно пить. Шульга поражённый присел на стул. Такого Григорьева он никогда не видел. Отхватив почти полбутылки, он удовлетворённо крякнул и заявил, – Собирайтесь все, через пятнадцать минут, я жду всю группу в актовом зале санатория. Открыв дверь, он невидимому офицеру приказал, – Савченко, возьми пару-тройку солдат и повыгоняйте всех к чёртовой матери из актового зала, заблокируйте все выходы и входы и ждите моих дальнейших распоряжений. За дверью раздался топот сапог и всё стихло.
– Раечка, будь добра, не стоит светить своими выдающимися формами, оденься и разбуди всю группу, а ты подполковник останься. Дед ещё раз приложился к бутылке и рухнул на стул спиной к девушке. Раечка, недобро сверкнув глазами, быстро оделась и покинула номер. Григорьев ласково проводил её взглядом до двери.
– Одно из преимуществ одинокой жизни – не надо никому давать отчёт и не быть никому обязанным. Что, окончательно попал под каблук? – задал он риторический вопрос и задумавшись, изрёк, – эх, блажен тот, кто посетил сей мир!
– Вы это о чём товарищ генерал?
– Жизненное
