поздно рушится.
– Это называется взросление. Знаешь, я болтал с местными стариками, по-настоящему старыми дедушками, и они говорят прямо как ты.
– Как я? Вряд ли.
– Поверь, Номи. Они вспоминают о том, как хорошо жилось раньше, как никто не запирал двери, как оставляли ключи в машине и не боялись угона, потому что сверчков и лягушек было больше, чем людей.
– Сомневаюсь.
– В том-то и дело. Каждое поколение считает себя лучшим.
– Но заброшенный дом для провинившихся мальчишек… Он и правда крутой. Он был местом, куда всегда можно прийти. А потом от него ничего не осталось. – Мы сторонимся, пропуская вперед группу велосипедистов. – А вы, значит, из Нью-Йорка?
Хороший знак, Мэри Кей. Номи демонстрирует социальные навыки!
– Ага. Совершенно другой мир. Например, там нет библиотек, похожих на здешнюю. Зато есть бомжи, наркоманы… Сейчас это звучит отталкивающе.
– По крайней мере, там реальный мир. А здесь сплошные подделки, одни подделки… – Она вцепляется в лямки своего рюкзака, и мне приятно, что я уже взрослый. Наверное, ужасно быть подростком и верить в существование места, где не всё вокруг сплошные подделки, одни подделки. – Извините. Я просто злюсь на маму. Перед Днем благодарения она всегда немного не в себе, но в этом году окончательно сошла с ума.
Сошла с ума от любви.
– Правда?
– Обычно мы оставались на праздники здесь, а теперь потащимся в Аризону, чтобы повидаться с моим папой.
Жаль, у меня нет лямок рюкзака, потому что я ошарашен. Спокойно, Джо.
– Ну, может, в Финиксе тебе понравится…
Она лишь хмыкает в ответ – мол, ну да, как же.
– А вы чем займетесь в дурацкий День благодарения?
Сборником эссе Франзена и пиццей из микроволновки.
– Сяду на паром и поеду на материк; хочу поработать волонтером в столовой для бездомных.
Суриката приветственно машет женщине, сгребающей листья, та машет в ответ, – мы ведь нормальные. Это нормально. А потом она, что называется, меня подловила.
– Вы же сказали, что ненавидите города. А здесь благотворительных столовых нет, вы же в курсе?
– Ненависть – слишком сильное слово, Номи. И в Бейн-бридже мне нравится, но в такой день приятно помогать нуждающимся.
Номи смотрит вперед.
– Любовь никто не называет сильным словом.
Она под кайфом? Нет. Всего лишь передозировка стихов этого Клиболда и одиночество.
– Гм… Как думаешь, почему?
– Без разницы. Мама запретила мне говорить, что я ее ненавижу, а я ненавижу ее за то, что снова отобрала у меня книгу про «Колумбайн» со всеми записями, а еще за то, что тащит меня в Финикс. Тут кто угодно взвоет. И не надо мне заливать, что мама обо мне заботится. Неправда! Она лицемерка. Она бесится из-за «Колумбайна». Она бы радовалась, выбери я какой-нибудь дурацкий романчик про нянек. Уж простите, но «Колумбайн»
