уже говорил. Понравилось. Но сложно.
– Верно. В школе сложно. Вам уже задали уроки?
– Только нарисовать рисунок.
– А на тему?
Хотя какая разница? Если все-таки придется снять жилье, то денег на краски все равно не останется. А за теми, что я покупала к школе, надо возвращаться домой.
Я рассчитывала набрать клиентов на начало сентября и подзаработать. Пусть без выходных, пусть до десяти вечера, чтобы потом поясница не разгибалась, а в глазах мельтешели черные мушки. В августе я угрохала все, что скопила, на Ванькину подготовку к школе. Я до панической атаки переживала, что он будет хуже других детей.
Мы купили форму, рубашки, спортивный костюм, рюкзак, все принадлежности, прописи, канцелярию. На день рождения брат просил красивый ланч-бокс, но я решила, что нет смысла ждать до октября, и купила к школе и его. На остатки денег и с парочки маникюров я закупилась продуктами, рассчитывая отправить Ваньку в школу, и ударить по работе.
Но кто теперь пойдет ко мне на маникюр?
– «Моя семья», – говорит Ваня.
Я мысленно ругаюсь. Моя семья. Круто. Прекрасный завершающий штрих поганого дня.
– Я хочу нарисовать тебя, Даш. И все. Можно?
Сердце сжимается от жалости к нему и от обиды на маму. Помнит ли ее Ванька? Часть меня эгоистично хочет, чтобы забыл, ведь это я забочусь о нем столько лет. Я взяла ответственность за нас обоих, хотя сама была почти ребенком. Я бросила идею учиться, быстро закончила курсы маникюра и на несколько лет забыла о том, что дышу и существую не только для брата. Это я вытащила его из пограничного с аутизмом состояния и добилась, чтобы Ванька пошел в обычную школу. Это я отказывалась от еды, лишь бы не бросать логопеда.
Я. Я. Я.
Эгоистичная дурочка.
– В школе будут задавать вопросы, Вань. Ты же помнишь, о чем мы договорились?
Он кивает.
– Никто не должен знать, что мама и папа ушли.
– Да. Мне никогда не отдадут тебя.
Я умело подделываю мамину подпись, имитирую ее голос, бережно храню копию паспорта и стараюсь лавировать в мире, где все решают документы, основания… судебные решения.
– Даш, а куда мы пойдем?
В голосе Ваньки отчетливо звучит страх. Он тонко улавливает мое настроение. Как же ему объяснить то, что я сама не до конца понимаю?
Мне дико страшно возвращаться домой. Но ночевать на вокзале – не выход, Ване завтра в школу, да и что мы будем делать дальше? У меня больше нет жилья. Собрать вещи и попытаться снять квартиру? Или попробовать сражаться за свой угол?
Я выбираю второй вариант.
Быстрый поиск в гугле приводит меня к участковому. Он неплохой человек, как мне кажется, но выглядит смертельно уставшим и равнодушным. Пока Ванька играет на моем телефоне в коридоре, участковый выслушивает мой сбивчивый рассказ и внимательно читает судебное решение.
– А от меня-то вы что хотите? – наконец со вздохом спрашивает он. – Подавайте апелляцию,
