style="font-size:15px;"> И когда начнут дебаты –
Время памятью столбить,
«Вот. Ни в чём не виноваты.
Долго помнить?»
«Нет, забыть…»
Не пишите правильно –
Что нам с этой ношею?
А живите праведно,
Ближнего любя,
Не привыкнуть к гадости
От страха за хорошее,
Не бывает радости
От страха за себя.
Не пишите правильно –
Всё не так услышится,
А живите праведно –
Правильно напишется
Крупицы истин тщательно просеяв,
В загадку их восторженно проник
И понял, что рецепты панацеи
Запрятаны в листах сожжённых книг,
На остриях гвоздей былых распятий,
На дне сосудов смертного зелья,
В злорадстве отлучений и проклятий,
А нездешности непроданного «я».
Не сняв с себя придворного убранства,
Не разучившись ползать и грешить,
Мы измеряем кривизну пространства,
Не замечая кривизны души…
Да, воины – не мы, и богатырь – не я.
Я – самый одряхлевший из атлантов.
Молитвой о спасении таланта
Мне стала жалоба на скудость бытия,
Тупая злость – подругою интимной.
Всё чаще с ней в слепой ночной досуг
Вбегаю, прячусь, как в волшебный круг,
Спасающий от наважденья гимнов.
Так наказать – безумье от фанфар!
Мятущимся от тучи и до тучи,
Нам не уйти от этих громкозвучий,
Как глупым зайцам от слепящих фар.
И зря который год благоуханий
В пустом саду под низким небом ждём:
Те тучи не становятся дождём,
Те ночи не становятся стихами.
Хоть что стихи?! Лишь коротанье тьмы,
Дневных забот ночное отраженье,
А где-то настоящее сраженье,
Но – богатырь не я, и воины – не мы…
Долгая ночь в Москве.
Небо – куском сукна.
Лишь беззащитный свет
Из твоего окна.
Что побеждает тьму?
Снег по сукну тесьмой…
Ты, наклоняясь к столу,
Пишешь для нас письмо.
Исповедь – поздний сад.
Сторож – со всех сторон.
Замерший адресат –
Смерть? Летаргия? Сон?
Память – куском сукна.
Робкой тесьмою – свет.
От твоего окна
Было светло в Москве.
Скажи мне, кто строил
Этот большой Город?
Кто поселил Счастье
В самом большом доме?
Кто
