ступора, задвигалась, нагоняя жар в мой орган.
Я вбивался в нее все быстрее и быстрее… Жажда резанула глотку ножами, орган окаменел, налился до предела, и я впился иглами губки в шейную вену жертвы.
Я не чувствовал железного привкуса крови, ее тепла, биения струи. Я наслаждался тем, как уходит из горла боль.
Словно масло смазывало воспаленную от простуды глотку.
Пришло освобождение – семя, не способное к зачатию, выплеснулось в жертву. Чернобровая дернулась, отстранилась. Я вторил ее жесту, вытащил иглы из шеи, спасая индиго от ненужной гибели.
Она распласталась по простыне в вязком забытье.
Ничего, выживет. Минут через пять беспамятство перейдет в крепкий сон, а к утру ночь испарится из жизни чернобровой.
Упиваясь сытостью, металлическим тонусом мышц, силой, что зазвенела и потекла по венам, я зашел в ванную. Ополоснулся, надел чистое – сменную рубашку и брюки всегда носил с собой.
Вернулся в комнату.
Чернобровая лежала, раскинув ноги и руки по сторонам – спала глубоким, усталым сном.
Все нормально. К утру будет в порядке. Только слабость, легкое головокружение и провал в памяти оставит ей наш секс.
Она не вспомнит меня, я не вспомню ее. Все по-честному.
Я открыл окно и заскочил на широкий подоконник.
Город не спал. Огни «магнитных автомобилей» мельтешили по небу безумным роем светлячков. Окна небоскребов то чернели пустыми глазницами, то добавляли к файер-шоу машин прямоугольники рассеянного света.
Вывески всех цветов радуги, 3Д брендмауэры и рекламные щиты били по глазам дикими сочетаниями красок.
Я помнил этот город еще серым скромником прошлых веков. Когда рассеянный свет вывесок не переспорил бы жемчужины фонарей. А небоскребы казались утесами среди холмов пятиэтажек.
Я помнил это место, когда здесь и города-то не было…
Все вокруг менялось, и только я оставался прежним. Бесчувственным, сколько бы химии любви не съел, расчетливым, на какие бы ласки не расщедрились женщины на одну ночь.
Силы все приливали и приливали, и я заскучал по родному дому.
Оттолкнулся и… спрыгнул…
Я столько раз делал это, повторял как ритуал… и вот сегодня, впервые, что-то пошло не так.
Стопы коснулись пружинистого асфальта, сиреневого, как подернутый сумерками лед.
Я мягко приземлился на полусогнутых ногах. Резко выпрямился и… почувствовал толчок в спину.
Инстинктивно отпрыгнул вперед и собирался продолжить путь. Но все-таки оглянулся.
Она сидела на асфальте, по счастью теплом, с подогревом. Тяжело и возмущенно вдыхала свежий, ночной воздух. Куталась в шерстяную кофту при двадцати трех градусах по Цельсию. Еще одна индиго.
Собранные в высокий пучок волосы в свете круглощекого фонаря отливали медным.
Зачем я нагнулся?
