завязались приятельские отношения.
Сам Колян занимал нижнюю койку, а я, как молодой, должен был спать на верхнем ярусе. Может быть, для кого-то это решение Коляна было бы и обидным, но мне от этого было только лучше. Потому что, когда я учился два года в Мурманске, тоже спал на втором ярусе и привык, что мало кто видит, что я там делаю, и не тревожит мой сон. У меня там была койка с продавленной сеткой. Так что если я в неё ложился и прикрывался одеялом, а потом разравнивал его, то только с трудом можно было определить, что я там нахожусь, и то если нагнуться и посмотреть на провисшую сетку. А спать во время полярной ночи хотелось постоянно. Так что эта койка частенько держала меня в своих объятьях. Вот и сейчас я с удовольствием занял второй ярус.
Койка закрывалась шторкой. Свет от ночника не тревожил соседа, так что можно было спокойно читать книги или учебники, даже когда Колян отдыхал после вахты.
Колян стоял вахту со вторым механиком, поэтому ложился спать часов в девять вечера. Перед полуночью его поднимали на вахту, и только после четырёх утра он возвращался в каюту и спал до одиннадцати часов. Так что мы с ним почти не виделись. То он спит, а я на работе, то наоборот. В каюте почти всегда стоял полумрак. Броняшки на иллюминаторах всегда были полуприкрыты, что создавало нужную атмосферу для расслабления и отдыха.
Каютка была небольшая – только койка в два яруса, диванчик под иллюминатором, небольшой столик, тумбочка и шкафчик. В углу уместился небольшой умывальник, и в этом заключалась вся обстановка каюты мотористов.
Душ и туалет были в коридоре на противоположном борту, а так как я был курсантом и в подобных условиях прожил уже четыре года, то ко всему этому был приучен, и это для меня не представляло трудностей и не создавало никаких неудобств.
Здесь, на судне, хоть в кранах была горячая вода и можно было каждый день после работы принимать душ, тогда как в училище в кранах была только холодная вода. Но я и к этому привык, и ополоснуться из-под крана или помыть ноги в умывальнике мне труда не составляло. Хотя зимой, когда в помещениях было около десяти градусов, это не очень-то комфортно. Зато баня была у нас каждую субботу. Вот там мы уже по-настоящему «отрывались».
Рабочий день для рабочей бригады, куда определил меня Степаныч, начинался в восемь часов утра, и без десяти восемь мы обязаны были приходить на разводку.
Она проходила в небольшом выделенном помещении в коридоре, где были установлены две скамейки. Мы садились и чинно ждали восьми часов. Кто-то закуривал, а в остальном это сводилось к тому, что по прочтении приказаний второго механика из потрёпанного журнала все расходились по выделенным работам.
У нас был электромеханик, который всё-всё знал. Он обязательно рассказывал на каждой разводке какой-нибудь интересный случай из жизни или историю. Задавал различные вопросы, на которые трудно было найти ответ. Наверное, он читал энциклопедию,
