подкармливали.
– Почему? – Валерий с детской непосредственностью хлебал жиденький фазаний бульон и не сводил восторженных глаз с рассказчика.
– Да понятно было – не жилец. Жалели. Он спокойно ходил по деревне в своей советской форме. А когда он умер, то его вон под тем дубом немцы сами схоронили. – Лёня показал на старый развесистый дуб за оградой. – Не бросили, а похоронили. Это было в начале войны. Еще таких зверств не было. Еще что-то человеческое в людях оставалось. Вот бабушка рассказывала, что идут немцы по деревне: «Киндер, киндер! Ком, ком.». И детишек подкармливали. Но это в начале. А потом, мать рассказывала, в Брянске все колодцы были трупами завалены: дети, женщины… Страшное это дело – война. Хотя, когда они только к нам пришли, школы организовали, колхоз работал, госпиталь…
– Немцы организовали?
– Немцы – немцы. Школы были такие, что родителей наказывали, если детей не водили.
– А зачем им это было нужно?
– Им были нужны грамотные рабы. Может, программа какая онемечивания населения была, кто знает…
– А ты рассказывал, что какие-то приятели твои раскопали что-то и взорвались… – вернулся к больной теме Петр.
– Да, это Дроздовы такие были, пять братьев. Под Тютихой, под хутором, до сих пор огромная воронка стоит на месте их дома: они уже взрослыми накопали немецкие противотанковые мины – наши-то были деревянные квадратные, а эти металлические такие. Мы пацанами были, а эти Дроздовы – почти взрослые мужики. Накопали они штук тридцать таких мин, сложили их…
– Погодь, а разница в чем была?
– Да была. Мы делали мины с тротилом, а немцы – с гексогеном, страшное дело в соединении с медью. Взрывателей не было, они все были выкручены. Но само соединение – страшное. Я помню, это был май месяц, я в четвертый класс тогда ходил… – Лёня задумался. – Да, точно. Это был 1965 год. И такой взрыв. Подумать только, шесть с половиной килограммов гексогена в каждой, а их, этих мин было штук тридцать… Рвануло так, что окна во всех домах повылетали, а их-то, конечно, и не нашли никого.
– И вас, мальчишек, это не остановило?
– Да какое там. Мальчишек разве чем остановишь? Мы по болотам, по гатям болотным топали, на Аникинском болоте танк нашли. Как сами-то не утонули… Коровы, вон, все время тонули там.
– Так, чай, вы не коровы.
– Остряк. Помню, люк мы открыли, а там скелет – в истлевшем комбинезоне, пилотка набекрень и пистолет торчит. Мы такого деру дали. Это вечером было, а утром прибежали – кости разбросаны, пистолета нет. Кто-то из наших, видно, проболтался, и взрослые нас опередили. Вот такое опасное детство у нас было, Федорыч. – Лёня тепло потрепал Петра по плечу. – Не переживай, я отговорю парней или больше водить их не буду. Это я тебе как Демидов говорю.
– Вот и спасибо тебе за это. Пора ехать. – Пётр встал из-за стола. Дома, в Москве, его ждал сын.
– И не бойся ты так. – сказал на прощание Лёня. – Вся русская послевоенная деревня была вооружена.
«Только куда подевались эти находки?», – подумалось Петру.
