белая, гангстерская. Застучали барабанчики, подключался рояль, и дядечка хрипловато запел: «Тока тако, тока тако…» – аргентинское танго, соленое, как пот рыбака, сочное, как ананас, горячее, как грудь тоскующей красотки. На мою руку опускается сухая мужская ладонь:
– Идемте танцевать.
В пространстве перед столиками вытанцовывала одна пара, явно профессионалы для привлечения посетителей. Но и мой партнер кружил меня не хуже. Шептал мне, щекоча дыханием шею: «Наклон… обход… от меня и обратно…» В его руках я была невесомым перышком – подбрось, взлечу к потолку и, кружась, медленно опущусь прямо ему на ладонь.
Мимо нас прошла девушка с цветами. Не останавливаясь, мой партнер вытащил из кармана пару долларов и бросил в корзину цветочницы. Она протянула ему розу, королевскую, бордовую. Куда ему деть цветок, руки-то мной заняты? Он зажал стебель зубами.
Дотанцевали. Протянул мне розу, и когда я взяла ее, поднес мою руку к губам, челка упала ему на глаза, серые, светлые, как расплавленное серебро.
– Клаус Зибер.
– Амалия Веттер.
Почему я назвала это имя, а не давно ставшее привычным «Леа»? Может, потому что знакомство с неким Клаусом лишь проходной момент, завтра меня уже не будет в Вегасе. А может, я соскучилась по нему, по имени, которое было частью меня, было мной. Клаус посидел за моим столиком еще полчаса, угостил меня вторым бокалом мартини, рассказал, что приехал в Штаты вести какую-то научную школу, вот с друзьями прилетел в Лас-Вегас на выходные, задал пару ничего не значащих вопросов и откланялся, сунув мне визитную карточку. «Клаус Зибер. Профессор. Технический университет Дармштадта». Где-то в Германии. Когда уходила из ресторана, беленькая картонка с буквами осталась на столе. Зачем она мне?
Разве могла я предположить, что встречу Клауса снова. Всего через три года. Или через четыре? Память, хоть и безразмерный склад, но там постоянно все теряется, засовывается не пойми куда, хватишься – нету, а выскочит, когда не нужно.
У меня была весенняя привычка – пятничным вечером, чтобы отрешиться от бесконечных рабочих вопросов и назавтра в выходной проснуться с пустой головой, пойти пешочком в сторону сквера Мари-Трентиньян. В апреле в Париже цветет сакура. И не только японцам свойственно любование этой мимолетной красотой.
Минула весенняя ночь.
Белый рассвет обернулся
Морем вишен в цвету.
Узенькие дорожки, фонари, скамейки, ничего особенного, типичный городской сквер. Но когда его накрывали облака розовых лепестков, маленький садик превращался в зачарованный лес. И самое главное, туристы туда не забредали шумными стайками. Так что для вишневой медитации под выходной сквер Мари-Трентиньян самое оно. А по дороге еще заскочить в кафе «Ленотр» на улице Сент-Антуан, там подавали бесподобный мильфёй и крепчайший эспрессо, божественное сочетание.
Устроилась
