Вот и я говорю, – сонно отозвалось зерно, лежащее рядом, – угораздило нас здесь родиться!
– Неужели во всём мире так же мрачно? – спросило первое зерно.
– Там хорошо, где нас нет! – ответило второе.
Они разом вздохнули. Помолчали в печали. Но скучно и зябко было лежать без движения. Зёрнышко ощупало нежным ростком плотную тьму, и ему показалось, что сверху она чуть теплее.
– Куда ты? – окликнуло зерно лежалое. – Лучше не будет! Везде одно и то же!
Зёрнышко само не знало – куда, но что-то смущало его, не давая оставаться на месте. И оно стало пробиваться вверх.
На пути ему встречались холодные камешки, безжизненные комочки глины, гнилой сучок. Казалось, все они были живыми, а теперь умерли. И само оно скоро умрёт, ведь нельзя слишком долго жить во мраке и одиночестве.
Так думало зёрнышко и всё-таки росло. Но сколько ни вглядывалось в глухой пугающий мрак, светлее не становилось.
Однажды сверху вдруг резко повеяло холодом. Зерно замерло, не зная, как быть. Долго стыло оно в унылом оцепенении, и внутри у него становилось так же темно, как снаружи.
– Нет, – наконец решило оно, – пусть всё вокруг мёртвое, но ведь я-то живое!
И опять – с трудом, с усилием – потянулось вверх.
День за днём, упорно раздвигая тьму, совершало оно свой путь. То есть это мы говорим день за днём, для него же не было ни дня, ни ночи.
Постепенно тьма становилась теплее, мягче. И вдруг, словно порвали чёрное полотно, – хлынул свет!
Мир распахнулся – ослепительно яркий, неожиданно тёплый и просторный, полный жизни, движения, звуков!
Вокруг восторженно переговаривались тысячи юных зелёных всходов. И новорожденный росток, забыв все печали, блаженно залепетал вместе со всеми.
Только иногда ему становилось немного грустно, оттого что жаль было то зерно, которое не захотело расти.
…Если когда-нибудь тебе вдруг станет трудно и одиноко, темно и холодно, вспомни, как шумит и ликует молодое весеннее поле. И, как бы ни было тоскливо, не отчаивайся и не останавливайся на своём пути. Ведь может оказаться, что ты ещё не до конца родился.
Солнце и туча
Заспорили как-то весной Солнце и Туча – хороша ли Земля.
Солнце оглядело мир от края до края и просияло:
– Цвета на Земле яркие, реки чистые, дали ясные.
А Туча глянула сквозь серую пелену дождя, и всё разом потемнело, поблёкло.
– Цвета, – отвечает, – тусклые, реки мутные, дали туманные.
Летом жарче спор разгорелся. Солнце смотрит и радуется: капли дождя на изумрудном полотне полей бисером светятся, вьются серебряные ленты рек и короной над всей земной красой блистает радуга.
– Земля, как царевна – юная, нарядная, – говорит Солнце.
Но Туча не видит ни короны, ни бисера.
– Земля, как нищенка в лохмотьях лесов и заплатах полей.
Осенью Солнце посмотрит: вся Земля в золотом сиянии, озёра, как камни драгоценные в дорогой оправе лесов.
– Была царевной – царицей стала!
Туча не верит, всё ей унылым кажется: скучно, серо, сыро.
Зима пришла, и вовсе всё опустело. Леса оголились, водоёмы снегом занесло. Лежит земля под холодным белым одеялом неподвижная, бездыханная.
– Ну, кто прав? – спрашивает Туча.
А Солнце лишь бросит взгляд – мир засверкает, заиграет радужными блёстками.
– Земля, как невеста в свадебном уборе! – ликует Солнце.
Туча таращится, то так, то этак повернётся, но ничего хорошего не видит.
Так до сих и спор спорят.
Ромашки
«До чего же они некрасивые!» – думала ромашка, оглядывая своих соседок. – Неужели и я такой стану?»
Она родилась позже других, была мала ростом, поэтому видела вокруг только грубые стебли и беспорядочно торчащие лохматые листья.
Ромашка росла и становилась всё печальней. Даже в солнечные дни, когда между стеблями и листьями просвечивала синева неба, а в воздухе играли бабочки и стрекозы, она только вздыхала и уныло косилась вокруг. Ведь ничто не радует, когда ты недовольна собой.
«И чего веселятся эти дурнушки?» – недоумевала она.
А её соседки, нисколько не стыдясь своей неприглядности,
